Лицо бездны
Шрифт:
– Викуля, сердечко, но жизнь ведь не кончилась, поверь моим сединам.
– Все кончилось, все!
– выкрикнула она, отталкивая отца. Зазвонил телефон, она обернула заплаканные глаза.
– Папа, это тебе?
– Наверное. Мне так мне!
– он снял трубку, покивал кому-то невидимому. Виктория не сводила с него расширенных глаз.
– Да, это я. Сейчас.
– Он поманил дочь рукой.
– Дмитрий хочет что-то сообщить... Только, пожалуйста, спокойнее, дочуля... Виктория прижала трубку к уху, сдавленно проговорила.
– Ну, это я, Дмитрий Иванович.
– Уже по имени-отчеству?
– раздался веселый голос.
– С глаз долой - из сердца вон?
– Дмитрий, пожалуйста, говори....
– Так я тебя вылечу!
– кричал он там, в Приморске.
– Вот сидит прямо передо мной красивая дама с радиограммой, - не ревнуешь, Вика? Нет? Прочесть радиограмму?
– Говори, - сказала она.
– Смысл такой. Судно обнаружено вверх днищем, но на плаву, к нему подошли спасатель и еще дюжина судов.
– Они живы?
– воскликнула Виктория.
– К сожалению, только один. Вот здесь мне объясняют, что он приезжал в Приморск перед Новым годом, догадываюсь, что ты должна его знать...
– Господи, его имя?
– Глаза ее ожили как у приговоренного к смерти, неожиданно получившего помилование.
– Ты не ошибся, это Максим Ковалев? крикнула она в трубку.
– Он, он, вижу, что догадка меня не подвела, - смеялся Дмитрий.
– Что я за это буду иметь, Викуля?
– Дима, я тебя люблю!
– закричала Виктория.
– Спасибо тебе. Димулик, родной... Скажи, его спасут эти, на пароходах?
– У тебя есть довоенный патефон? Или виктрола? Включай на полную мощность и пусть гремит, пока не приеду, и мы выпьем стаканчик чаю за такое знаменательное событие. Могу приехать?
– спросил он куда более неуверенным тоном.
Сидевшая напротив него Люся Щелгунова демонстративно встала, загремела отодвинутым стулом.
– Я могу идти, Дмитрий Иванович?
– Да, да, пожалуйста, - кивнул он ей, все еще прижимая к уху трубку и улыбаясь той, далекой.
– Большое спасибо, Людмила Васильевна... Я ведь правильно помню ваше отчество?
– Не стоит благодарности!
– высокомерно сузив круглые глазки, Люся вышла из кабинета, хлопнув дверью так, что закачался плафон над столом Дмитрия. Тоже мне, мужчина, - оскорбленно проговорила Люся за дверью и затопала микропорами вниз по лестнице с намерением сегодня же поделиться с Кларой горькими наблюдениями над измельчавшим сильным сословием...
– Ну что ж, приезжай, послушаешь музыку и даже не из виктролы, - сказала Виктория в трубку и, положив ее на аппарат, подбежала к отцу, расцеловала его в пахнущие кремом щеки. Он довольно ворчал и даже поплакался, что никто не пожалеет старого холостяка, не приготовит ему завтрак перед напряженным трудовым днем.
– Сейчас, сейчас, папуля, все будет о'кей!
– Она летала по комнате и кухне. Достала из-под стола укрытый накануне черной тряпкой, оплаканный ШАРП, щелкнула крышкой, вставляя кассету. Отец изумленно наблюдал, как металась его уравновешенная обычно и не очень порывистая девочка, как она в считанные минуты приготовила завтрак (три отваренных с вечера картофелины с кусочком малосольной селедки и чай). А из комнаты во весь голос заливался о потерянном счастье Хампердинк.
Прямоугольник размером примерно 25 на 50 сантиметров решили прорезать в месте, где закругление днища переходит в плоскость борта. Резать выше безопаснее и удобнее для сварщика, но значительно труднее из-за густого днищевого набора и бесчисленного переплетения всякой арматуры. Ниже - слишком близко от поверхности моря, неудобно держаться, но зато есть уверенность, что в проделанное окно может пролезть попавший в ловушку моряк.
Закрепившись за рым страховочным концом, Геннадий Викторович опустился к самой воде, как спускается верхолаз по отвесной скале. Неловко примостившись, он повел дугой электросварки вдоль нацарапанного электромехаником контура. Прожег отверстие - из чрева буксира ударила свистящая струя. Парнишка там, внутри, что-то сипел, затыкая отверстие задымившейся тряпкой. Потом застучал железом - Геннадий Викторович сместил электрод вправо и снова засверкала дуга. Сзади его окатывала холодная волна, но он не отнимал электрода, торопясь сделать этот, едва ли не самый важный в своей биографии надрез.
Боцман, электромеханик и еще трое парней из машинной и палубной команды топтались выше него по днищу, наблюдая за натяжением воздушных шлангов и электрокабеля (длины которого оказалось мало и пришлось дважды удлинить его скрутками). Электромеханик дотянулся рукой до плеча сварщика.
– Геннадий Викторович, перекури, старик.
Тот откинул козырек.
– Подай-ка электрод, какие перекуры!
– Вылазь наверх, старина, начальство велит ждать. Электромеханик преувеличил, потому что прямой команды "ждать" сверху, то есть из штаба спасательной операции, не поступило. Просто, когда капитан Серегин сообщил в штаб, что намерен прорезать борт буксира и вызволить оттуда человека, поток "ЦУ" вдруг прекратился. Потом пришла радиограмма: "Вопрос прорезания борта изучается". Для Серегина это было равносильно приказу ждать и не высовываться.
В самом деле, решение вопроса: "Резать - не резать - оказалось непростым, хотя специалистов в штабе собралось достаточно. Во-первых, кто-то довольно уверенно выразил мнение, что, вырезав окно в борту, можно немедленно утопить буксир. Конечно, как говорил когда-то Великий Вождь Системы, самое ценное достояние страны - это люди, но и губить миллионной стоимости имущество с кондачка не стоит. И вообще, нельзя ли сделать так, чтобы и человека спасти, и сохранить буксир. Ведь было же разумное предложение опустить под днище водолазов, пусть они доставят парню лишний костюм и извлекут его на поверхность, тогда будут спасены огромные средства.
– Пароход с водолазами послан, прибудет к месту аварии завтра, но кто гарантирует, что за это время парень не умрет мучительной смертью?
– угрюмо возражал заместитель начальника пароходства Мельков.
– Согласен, что ему там плохо, но он уже выдержал почти трое суток, перетерпит час-другой, - подсказал кто-то из задних рядов.
– В конце концов можно, по шлангам подать питание, горячий чай, лекарства, - поддакнули другие.
– Кто вам сказал, что после вырезки отверстия буксир обязательно затонет?
– высказался представитель механико-судовой службы.
– Он и сейчас висит на артикаплах, будет держаться и потом, если даже уйдет кормой в воду...