Лицо бездны
Шрифт:
Капитан Серегин, молодой крепыш, еще не обмякший от малоподвижной жизни на судне, однако уже успевший приобрести на лице то капризно-брезгливое выражение, которое так часто свойственно людям, облеченным единоличной властью (независимо от того, единицы или тысячи введены обстоятельствами в их подчинение), спросил, не тратя слов на вводные.
– Хозяйство в полном порядке, Николаич?
– Естественно, - не без скрытого сарказма ответил стармех, относившийся к начальству, как все технари в мире, с некоей долей превосходства и снисхождения: ну что, мол, с вас взять, если так уж устроен мир, что командуют знающими людьми,
Капитан ответил именно так, как и ждал стармех, то есть сделал вид, что не понял обидных намеков.
– Уверен, Николаич, что с вашим опытом и стремлением к порядку вы обеспечите нам успех операции, - он протянул стармеху листок радиограммы. Читайте, получил пять минут назад, пока вы ходили звонить.
Стармех прочел радиограмму, предписывающую немедленно выходить на спасение "Большекаменска".
– Бедный парень!
– непроизвольно вырвалось у него.
– Капитан Васильев?
– Капитана я не знаю. Конечно, жаль их всех... Но знал я там одного мальчишку, третьего механика...
– Когда сможем выйти?
– спросил капитан.
– Сейчас одиннадцать...
– стармех глянул на часы на переборке каюты. Через пятнадцать минут можно давать ход, - сказал он. Я - в машину.
– Он быстро вышел и загремел ботинками по балясинам трапа.
Ровно в 11.15, когда Виктория подъезжала к проходной порта, спасатель отвалил от стенки причала. Поднявшись на мостик, стармех Гусев подошел к капитану, ссутулившемуся у лобового стекла.
– Далеко до точки?
– Зависит от вас, дедушка, - повернулся к нему капитан.
– Во всяком случае, к утру должны быть на месте.
– Ясно, - Гусев вышел на крыло мостика. Ветер мгновенно обшарил его ледяными пальцами под незастегнутым полушубком. За кормой амфитеатром разворачивались на склонах сопок кварталы порта Южного. Девушка призывно махала шапочкой с причала вслед уходящему судну.
В восемнадцать часов экипаж спасателя собрался в столовой за только что убранными после ужина и чисто вытертыми столами. Два с лишним десятка моряков, не занятых на ходовых вахтах, выслушали капитана, зачитавшего трагическую радиограмму.
– Часам к шести утра будем на месте, товарищи, - говорил капитан.
– К этому времени службам быть в полной боевой, работа предстоит авральная, видимо, и буксировка перевернутого судна в наш порт. У меня пока все, прошу вопросы, предложения.
– С непроницаемым напряженным лицом сел он за первый стол, рядом с помполитом, хмуро черкавшим заметки на листке бумаги.
Замкнутые, отрешенные сидели здесь же штурмана и механики.
– Я слушаю, моряки, - с ноткой привычного начальственного раздражения напомнил капитан.
– Или все у нас в полном порядке? Нечем поделиться, посоветоваться с товарищами?
– А что известно насчет команды, товарищ капитан?
– подал голос моторист Васютин, устроившийся на наибольшем отдалении от начальства. При его вопросе зашевелились остальные моряки, по лицам двух женщин - дневальной и буфетчицы, сидевших особняком от других на выходе из столовой, волной прошло и застыло выражение сострадания и извечного женского сочувствия несчастным.
– Ничего не известно, товарищи, но, сами понимаете, надеяться практически не на что, - капитан махнул рукой.
– Если произошло переворачивание, учитывая, что температура воды - минус два-три градуса Цельсия... Одним словом, что я могу сказать? Будем делать все, что от нас зависит, чтобы спасти людей, если есть еще возможность, и затем технику.
– Здесь другое, товарищи, - заметил стармех Гусев.
– Собрались мы сейчас, наверное, не для обмена эмоциями, нас ждет потерпевший катастрофу пароход, значит, следует выяснить до конца, с чем мы идем на эту операцию, аврал... Я уже говорил тут не раз, что появилось в русском языке не новое, но ставшее вдруг любимым слово "ОКАЗАЛОСЬ". Все прохиндеи и негодяи прошлых застойных и нынешних радостных времен укрывались и укрываются этим словом. Убежден, что и авария произошла не столько по причине стихии, сколько из-за головотяпства. Придет время и мы узнаем, что там "ОКАЗАЛОСЬ" и погубило людей. А нам надо сейчас разобраться так, чтобы не возникло это подлое слово!
– Поконкретнее можно, Вячеслав Николаевич?
– негромко обронил сбоку капитан. Гусев глянул на него.
– Чего ж нельзя. Начну с самокритики - не обеспечил дисциплины машинной команды. Вы, Васютин, спрашиваете о жертвах, а перед вахтой, изволили, извините, "принять". Наш сварщик Еловских, кстати, ударник комтруда, перед самым выходом на операцию, позорно сбежал с судна. Ему, видите ли, визу не оформили, он решил продемонстрировать! А то, что по его вине может произойти добавочное ЧП, его не волнует.
– Будем надеяться, Вячеслав Николаевич, что сварщик не понадобится, повернул к стармеху голову помполит и что-то черкнул на своем листке.
– А в крайнем случае у нас боцман - бывший сварщик, так, Петр Семенович?
– посмотрел он на атлетически сложенного человека в свитере и сапогах. Пристроившись к женскому персоналу у выхода, боцман в этот момент что-то объясняя дневальной, усиленно жестикулируя красными с холода узловатыми пальцами.
– А? Что боцман?
– спохватился он. Моряки грохнули. Капитан легонько постучал по столу карандашиком.
– Нет нужды напоминать, товарищи, что смешки сейчас более чем неуместны. А то, что в машинной команде один, видите ли, "принимает", другой - дезертирует, тоже, как выразился старший механик, для нас "оказалось"! Думаю, мы еще вернемся к этому вопросу, но сейчас важно, с чем мы все-таки идем. Скажите, Вячеслав Николаевич, что конкретно сделано для обеспечения операции?
– Еще днем проверили исправность технических и аварийно-спасательных средств, - уязвленно заговорил Гусев.
– Проверили в работе двигатель мотобота, прокрутили ручной привод шлюпки, прожекторы, шланги воздушные, сварочное оборудование... В настоящее время могу доложить экипажу, что все хозяйство в исправном техническом состоянии, включая даже электродрели...