Лицо под шерстью (Врата Анубиса - 1)
Шрифт:
– Так вы интересуетесь современной поэзией? Вот уж никогда бы не подумал, судя по вашему виду!
***
Дверь за спиной Дойля открылась, и вошел Копенгагенский Джек. В маленькой комнатке он показался слишком громоздким.
– Мы приняли двух новеньких, - сказал он, садясь у края стола и пододвинув к себе бутылку бренди.
– Хороший Гнилой Джентельмен и лучший в году сочинитель - вы должны были оценить способ, которым он продемонстрировал вам свой стиль. Удивительно. А как поживает Немой Том? Дойль вздрогнул.
– Я что,
– Придется, если вы останетесь. Что у вас за история с Хорребином?
Капитан глотнул бренди прямо из горлышка. Джеки заговорил:
– Это хозяин Хорребина, доктор Ромени. Он подумал, что Немой Том разбирается в колдовстве, но он ошибся, хотя и назначил огромное вознаграждение, и теперь каждая дворняжка из крысиного погреба Хорребина будет разыскивать Брендана Дойля.
– Он обернулся к Дойлю.
– Имейте в виду, приятель, ваша роль Немого Тома - это единственный шанс остаться в живых.
Капитан засмеялся.
– Будьте благодарны за то, что я не устраиваю свои дела подобно тому, как это делал батюшка Хорребина.
Джеки тоже засмеялся и, поймав вопросительный взгляд Дойля, объяснил:
– Отец клоуна, Теобальдо, тоже был старшиной нищих. Он не любил притворства - все его слепые действительно были слепы, все его дети-калеки пользовались костылями не только ради эффекта. Очень похвально, сказали бы вы, если бы не узнали, что он рекрутировал здоровых людей и калечил их, делая пригодными для ремесла нищего. У него было что-то вроде резервного госпиталя в окрестностях Лондона и разработана техника превращения здоровых мужчин, женщин и детей в существа, способные вызывать ужас и жалость.
Улыбка постепенно исчезла с лица Джеки, пока он говорил.
– Так что, если бы Теобальдо Хорребин решил, что вы должны стать Немым Томом, - сказал капитан, - вдобавок к тому, что он отрезал бы вам язык, он постарался бы сделать вас непритворно бесхитростным, проломив вам висок или придушив вас достаточно для того, чтобы мозг ваш успел погибнуть. Как сказал Джеки, он был мастером своего дела.
Капитан отхлебнул еще бренди из горлышка.
– Говорят, он потрудился даже над собственным сыном, и Хорребин носит клоунскую одежду и раскрашивает лицо для того, чтобы скрыть, как отец его изуродовал.
Дойль вздрогнул, вспомнив наводящее жуть лицо клоуна тогда, в балагане.
– Так что же сталось с батюшкой Хорребина? Джеки пожал плечами:
– Это старая история. Меня в ту пору и на свете-то еще не было.
– Говорят, он умер, и его место занял Хорребин-сын, - сказал капитан. Впрочем, поговаривают и другое... Возможно, сын убил Теобальдо и занял его место. Я даже слышал, что старый Теобальдо еще жив там, внизу... и я не уверен, что он не предпочел бы лучше умереть.
Он поймал вопросительный взгляд Дойля.
– Старый Хорребин был очень высокого роста. Он не мог находиться в замкнутом пространстве, даже толпа в коридоре обычно его стесняла.
– У этого
– Видите ли, капитан, он умеет читать.
Капитан посмотрел на Дойля с интересом.
– Правда можете? Свободно? Дойль энергично закивал в подтверждение того, что он может свободно.
– Прекрасно! Вы сможете мне читать. Литература - это, может быть, главный интерес моей жизни! Но мне никогда не удавалось извлечь смысл из страницы печатного текста. Вы знаете какие-нибудь стихи? Наизусть?
– О, конечно.
– Прочтите нам.
– Гм... хорошо.
– Он прочистил горло и начал:
Уже бледнеет день, скрываясь за горою;
Шумящие стада толпятся над рекой;
Усталый селянин медлительной стопою
Идет, задумавшись, в шалаш спокойный свой.
В туманном сумраке окрестность исчезает...
Капитан и Джеки, оба сидели в восхищении, слушая, как Дойль декламировал полностью "Элегию" Грея. Когда он закончил, капитан зааплодировал и сам начал читать стихи - отрывок из "Самсона-борца" Мильтона.
Вслед за ним Джеки спросил:
– Скажите, а что вы думаете об этом, - и прочел:
Холодом улицы дышат,
Бесплотна их тишина.
Веселье вина - тише,
Погасли светлые окна.
А я пробреду - около,
И эхо шагам ответит.
Пыль опустевших комнат
Уносит ночной ветер
Легкое - порошком
Дыхание жизни прошлой.
Пусто в прошедшем.
Мысли пустые льются
По опустевшим улицам.
Джеки остановился, и Дойль автоматически закончил:
Тяжко, натужно
Не станет хранить их юноша
Ему не нужно.
Холод устал дышать
За опустевшее прошлое ответит душа.
Прочтя эти строки, Дойль задумался, стараясь вспомнить, где он их встречал. Это было в книге об Эшблесе, но это не его стихи... Понятно, подумал он, это - одно из немногих произведений Колина Лепувра, который был помолвлен с Элизабет Тичи до того, как она стала женой Вильяма Эшблеса. Лепувр исчез, кажется, в 1809 году, за несколько месяцев до свадьбы, ему было двадцать лет, и он оставил лишь тоненькую книжку стихов, заслужившую несколько отрицательных отзывов. Он взглянул на Джеки и увидел, что молодой человек смотрит на него с удивлением и - впервые - с некоторым уважением.
– Боже мой, Дойль, вы читали Лепувра?
– О, да, - непринужденно ответил Дойль.
– Он исчез, э-э, в прошлом году, не так ли? Джеки посуровел:
– Это официальная версия. В действительности он был убит. Я был с ним знаком, видите ли.
– Правда?
Дойль подумал, что, если он когда-нибудь вернется назад, в 1983 год, эта история станет интересной деталью биографии Эшблеса.
– Как он был убит?
Молодой человек опять опустошил бокал и беспечно налил себе еще.