Лихачев

Леонтьева Тамара Константиновна

На наших заводах, где, как это говорил Лихачев, «воздухом социализма можно дышать», конечно, были иные отношения и конфликты тоже иные.

На заводе были люди, одержимые старыми представлениями. Они усвоили когда-то, что массово-поточное производство — американская буржуазная «потогонная» система, внедрение которой в социалистическую промышленность всего лишь отступление от марксизма.

Были и такие, которые готовы были просто копировать эти американские методы — не оглядываться на отстающего, делать свою операцию, а там хоть трава не расти.

Были

и совсем новые люди и новые отношения, не предусмотренные какой-либо «доктриной».

Это были преимущественно те люди, которые признавали авторитет коммуниста Лихачева с его словечками, лишенными гладкости и дипломатической обходительности, с его призывами «драться» за новую технику. Большинство хотело драться, но не у каждого это получалось.

А вот у Демьянюка получилось.

С того времени Лихачев ставил его в пример всем и каждому, выдвигал его кандидатуру для решения любой технически сложной задачи. Фома Семенович был награжден вместе со старыми, опытными инженерами — героями первой реконструкции — орденом Ленина. И Лихачев «тал часто приходить в механосборочный цех посоветоваться с Фомой Семеновичем.

4

Однажды, когда Лихачев шел вот так в механосборочном вдоль главного конвейера, его внимание привлек совсем юный взъерошенный паренек, который крепил двигатель к раме автомашины.

Это была довольно трудная, требующая физической силы и навыка операция. Молодой рабочий пришел, очевидно, совсем недавно из ФЗУ и отставал от других.

Те, кто выполнял последующую операцию, хотели ему помочь, но он сердился и тряс круглой головой.

— Не надо. Я сам.

— Что это значит «я сам», — остановился возле него Лихачев. — Ты можешь задержать конвейер.

— Пока еще не задержал, — возразил паренек, вытирая лицо рукавом спецовки и улыбаясь, узнав Лихачева. — Я тоже самолюбие имею. Я добьюсь. У меня всего одно движение тут не отработано.

— Погоди, — сказал Лихачев, удерживая его руку. — Зачем ты вот так делаешь? — Он повторил то же самое движение, какое делал молодой рабочий.

Должно быть, именно это движение юноша и считал неотработанным.

— Надо же придержать, — возразил он.

— Но это неудобно. Постой…

— Нельзя, Иван Алексеевич, остановим конвейер!

— Постой, я тебе говорю. Пока я директор!.. Конвейер замедлил ход и остановился. Все сбежались в ту же минуту.

Подошел кто-то и из рабочих первой смены.

— Вот, возьми. — И он протянул растерянному юноше какую-то пластинку с крючком.

— Посмотри… Поставь эту штуку здесь, и тебе не надо будет придерживать. Вот смотри.

И он показал, как поставить приспособление.

— Да. В самом деле… Какое простое решение, — сказал Лихачев взволнованно.

— Я этим давно пользуюсь, Иван Алексеевич, — пояснил рабочий. — Сегодня нарочно остался после смены. Хотел посмотреть, что он тут делает. Навыка-то еще нет. — И добавил укоризненно: — Вот и остановил конвейер!

Пожав руку Лихачеву, он запросто подмигнул, что, очевидно, означало: «Мы вас не подведем». Ему и «спасибо»

сказать не успели. Он ушел.

Заскрипела и двинулась цепь конвейера. Лампочка, горевшая тревожным красным светом, погасла. Лихачев вспомнил, как Форд говорил ему: «Для того чтобы, работать рядом, нет надобности любить друг друга».

В самом деле… Лихачев был в Детройте, когда Форд приступил к переходу на новую марку. Это сопровождалось закрытием завода и увольнением нескольких тысяч рабочих. Очевидно, в системе, выработанной Фордом, все менялось и совершенствовалось, не мепялся только этот принцип: «нет надобности любить друг друга». Стон стоял по всей фордовской империи. Убытки, которые были неизбежны, Форд после окончания работ покрывал очень легко. Он убыстрял ход конвейера… и только. Но как это сказывалось на судьбах людей, как это согласовывалось с «доктриной человеческих отношений», никого' не интересовало. Старики не выдерживали скорости движения конвейера и не могли вернуться к прежней работе; тогда он увольнял стариков и нанимал молодых. Словом, решая проблему перехода на новую марку, Форд мог без колебаний уволить рабочих и остановить завод. Лихачев не мог. Это рвало бы связи людей друг с другом, привязанности, дружбу — все то, что было сейчас наглядно продемонстрировано ему здесь, возле железной ленты главного конвейера.

Глава двадцать девятая

1

Но вскоре Лихачев столкнулся с этой проблемой вплотную. После решений XV съезда партии не только автомобили и тракторы, но станки и двигатели, вагоны, часы, радиоприемники, электрооборудование и многое другого ставили на конвейер.

Однако очень скоро выяснилось, что поточное производство наряду с очевидными преимуществами создает большие трудности при различных конструктивных изменениях или при смене модели вообще. В 1933 году Главк ВАТО предложил придать большую мощность мотору машины АМО-3 и соответственно изменить коробку скоростей.

Лихачев поехал в Автотракторное управление доказывать, что рано что-либо менять, что все эти изменения неизбежно выведут завод из строя на восемь-десять месяцев. Придется остановить конвейер, сломать ритм. Это принесет большие убытки. А что скажет Госплан? Можно ли приостановить выпуск машин, которые заранее расписаны по важнейшим стройкам?

Правда, было известно, что фирма «Дженерал Моторс» прибегала к иному методу реконструкции. Она строила невдалеке от Детройта подсобный завод и набирала новых рабочих.

На подсобном заводе осваивалось новое оборудование, налаживался выпуск новой машины. А когда все было, что называется, «на мази», старый завод неожиданно закрывался, и рабочие также оказывались выброшенными на улицу. Азбука капитализма… Ничего не поделаешь…

В течение двух месяцев оборудование нового, подсобного завода переносили в опустевшие старые цехи, устанавливали линии, отрабатывали технологию. Затем и подсобный завод также закрывался, а фирма объявляла общий набор рабочей силы.