Лик Аполлона
Шрифт:
Юноша вспомнил, как в раннем детстве отец и мама рассказывали ему старые легенды о планетах и созвездиях - как небесные светила связаны с определенными богами и почему.
Невидимые звезды над головой навеяли парню воспоминания о родителях. Однажды ночью, уже давно, они с отцом отправились на рыбалку. Но Джереми запретил себе думать об этом сейчас.
Он сначала решился даже вознести молитву Дионису и Приапу - впервые в жизни, - но сразу же отказался от этой мысли. Потому что вспомнил их статуи, с заздравными чашами вина в руках, посреди
А рана на плече жгла юношу огнем, ноги чувствовали себя не лучше. Время от времени один из порезов начинал болеть так, что остальные два терялись на фоне этой острой боли. Только из опасения, что враг может гнаться за ним по пятам, и ради обещания, данного Сал, Джереми не позволял себе лечь ничком и завыть в голос.
У страха глаза велики, и каждая смутная тень в небе казалась юноше крылатой фурией, которая вот-вот упадет сверху и исхлещет его до смерти. Даже плывущие мимо коряги наводили на него ужас. Иногда, всматриваясь в незнакомые и расплывчатые берега, Джереми слышал тихий свист ветра, и тотчас же падал на дно каноэ, думая, что это летит фурия и хлопает своими страшными крыльями.
На ночном небосклоне все ещё были видны отблески пожара.
"Ну и пусть горит", - думал паренек, оглядываясь на северо-восток. Янтарно-алые всполохи на низких тучах отмечали место, где горели дома на высоком холме. Джереми испытывал жалость к сельчанам, но довольно отстраненную. Образы дяди и тети уже подернулись дымкой, отодвинулись куда-то вдаль, и их лица стали такими смутными, как лица остальных жителей деревни. Казалось, что все это было давным-давно, много лет назад. Как и то, что произошло с Джереми с тех пор, как был разрушен его собственный дом и погибли родители.
Все, кроме Сал.
Юноша подсчитал, что общее время, которое он провел наедине с Сал за эти три дня, в сумме составило едва ли час. Но за час девушка стала важнее для Джереми всего на свете и реальней, чем дядя Гумберт и тетя Линн. Невзирая на то что он прожил с ними под одной крышей несколько месяцев.
Единственное, о чем он слегка жалел, что так и не узнал настоящего имени Сал. Но ничего страшного. Это не так важно. Он вызнает её имя, как будто случайно - когда будет рассказывать свою историю профессору Александру или Маргарет Шаландон.
Одинокому страннику казалось, что он помнит каждое слово, произнесенное Сал - это имя стало священным, потому что его выбрала Она за время их коротких встреч. Каждый её жест, каждое движение губ, каждый поворот головы. Она была рядом, живая память... как и папа с мамой. Словно какая-то часть его души умерла вместе со смертью родителей, а Сал воскресила её.
Неустанно гребя и близоруко щурясь во тьму, Джереми думал о том, что, не считая Сал, остальная его жизнь за последние полгода была бессмысленна и не стоила и ломаного гроша.
Разве что он узнал, что такое смерть. Плюс заработал мозоли на руках. И стальные - для своего возраста - мускулы.
Вот и
Если не считать, конечно, три горящие раны, которые он недавно заработал. Но со временем они зарастут. Вероятно. Парень надеялся, что если он не будет постоянно о них вспоминать, то и болеть будет меньше. Правда, пока эта тактика себя не оправдывала.
Джереми не хотел, чтобы дядя и тетя как-то пострадали, но думал о них, как о чужих людях. Он с удивлением поймал себя на желании, чтобы тяжелая тачка, которую он таскал изо дня в день по холму, тоже сгорела.
С каждым движением, бередящим рану на плече, у Джереми из глаз выступали слезы. Но не от боли, а от мысли про Сал, которая страдала от таких же ран. И эти ранения сближали его с мертвой девушкой ещё сильнее.
Постепенно, когда от деревни его отделяли уже несколько миль, сияние луны и меркнущего Млечного Пути переместилось к западу. Алый свет пожара отдалился и вскоре исчез совсем. Когда небо посерело, Джереми причалил к берегу и выволок каноэ под темную иву.
Сперва парень полежал на берегу, приходя в себя, потом оттащил суденышко повыше. И лег на левый бок, чтобы не задеть правое плечо. Хотя раны болели, а пустой желудок громко напоминал о себе, Джереми мгновенно погрузился в сон.
...И нахмурился, ловя отголоски ускользающего сновидения. Там было что-то важное, что-то жизненно важное, но он никак не мог припомнить, что именно.
Когда Джереми проснулся, стоял день. Не успев разомкнуть веки, Джереми почувствовал за пазухой теплый мешочек. Сокровище Сал до сих пор оставалось под рубашкой, но вот какая странность - оно стало как будто мягче и слегка изменило форму. Потому что когда Джереми во сне ворочался, то сперва ощущал острые углы этого предмета, а теперь он выровнялся.
Раны напомнили о себе острой болью, как только юноша проснулся. И явно поднялась температура. Он помнил развитие болезни Сал, которая наверняка убила бы её, только нападающие успели раньше.
Джереми полежал с открытыми глазами, сжимая в руке наследство Сал, но в голову приходили лишь какие-то неясные обрывки мыслей. Тогда он встал и огляделся. Близился полдень. От реки поднимался туман, рубашка и штаны промокли от росы, в воздухе похолодало. Каждое движение давалось с трудом.
Прежде у Джереми не было времени, чтобы осмотреть раны. Теперь же он ощупал себя и убедился, что штаны и рубашка прорезаны насквозь, как и одежда Сал.
Все знали, что Эрон впадал в более полноводную реку, а та, в свою очередь, текла несколько сот миль и вливалась в море. Джереми не помнил моря, помнил только свои детские представления о том, каким, по его мнению, оно должно быть.
Он знал, ещё до встречи с Сал, что в устье реки есть гавань, куда приплывают большие корабли со всего мира. Рядом с портом находится крупный город, Пангур-Бан, в котором стоит высокий замок лорда Виктора. Этот правитель и содержит Академию. Прежде Джереми знать не знал об Академии, но часто мечтал увидеть море.