Лика. Повелительница демонов
Шрифт:
— Сударыня, меня только сейчас известили о вашем прибытии. Я изучал в монастырской библиотеке старинные диски философов. Но библиотека далеко, а мои братья — народ, скорбный телом, особенно в жару. И вот, хотя я и настоятель монастыря, мне сказали о вашем приезде лишь в час всенощной.
— Не извиняйтесь, отец мой. Я не первый раз в монастыре и уже устроилась. Ах, до чего же легко здесь дышится! Я только вчера приехала в свой замок, но мне не терпелось поскорее сюда, в Ньель. С тех пор как двор и император перебрался из столицы, я просто задыхаюсь. Все такое неприглядное, мрачное, жалкое. По правде говоря, мне хорошо только в Астрограде… и еще в Лунасити… К тому же этот скряга министр не любит меня. Я скажу даже больше, этот толстосум…
Дальнейших слов Лика не услышала. Собеседники ушли слишком далеко.
Девочка нашла своих дружков в просторной кухне, где брат Ансельм, повязав белый фартук, колдовал у электроплиты; ему помогали двое мальчишек, облаченных в длинные не по росту сутаны. Это были монастырские послушники.
— Сегодня вечером у нас изысканная трапеза, — говорил брат Ансельм. — К нам пожаловала графиня де Ришвиль. Мне приказали принести из погреба самые тонкие вина, зажарить шесть каплунов и хоть из-под земли раздобыть и подать к столу рыбу. И все это как следует сдобрить пряностями, — добавил он, многозначительно взглянув на одного из братьев, который сидел в конце грубого деревянного стола и потягивал наливку.
— Служанки этой дамы весьма приветливы, — отозвался сидевший в кухне краснолицый и до того толстый монах, что живот его нависал над узловатой веревкой с четками, которой он был перепоясан. — Я помог этим трем очаровательным девицам поднять в келью, отведенную их госпоже, кровать, сундуки и гардероб.
— Так-так! — воскликнул брат Ансельм. — Представляю себе, брат Тома тащит на себе сундуки и гардероб! Да вы не в силах носить даже собственное брюхо!
— Я помогал им советами, — с достоинством ответил брат Тома.
Налитыми кровью глазами он оглядел кухню, где в настоящем очаге под вертелами и огромными котлами играло пламя и потрескивали дрова.
— Что это за шайку голодранцев вы приютили, брат Ансельм?
— Это ребятишки из Монтелу, они заблудились а лесу.
— Неплохо бы их сварить в вашем отваре для рыбы, — сказал брат Тома, вращая своими страшными глазами.
Двое малышей, испугавшись, заплакали.
— Ладно, ладно, — сказал брат Ансельм, открывая дверь. — Идите по галерее, там увидите сарай. В нем и располагайтесь на ночь. Сегодня вечером мне некогда возиться с вами. Счастье еще, что один рыбак принес мне большую щуку, а то наш отец-настоятель в гневе своем заставил бы меня, чего доброго, отстоять в наказание три часа, раскинув руки крестом. А я уже стал стар для подобных упражнений…
Когда Лика, лежа на душистом сене, убедилась, что ее маленькие спутники спокойно заснули, на ее глаза навернулись слезы.
— Николка, — прошептала она, — мы, верно, так никогда и не доберемся до проклятого материка. Я все обдумала. Нам нужны часы.
— Не огорчайся, — ответил подросток, зевая. — На этот раз ничего не вышло, ну и пусть, но зато было так весело.
— Конечно, — разозлилась Лика, — ты, как белка, прыгаешь с ветки на ветку. Ни одного настоящего дела не можешь довести до конца. Тебе наплевать, что мы вернемся в Монтелу посрамленными. Твой отец умер, и некому задать тебе трепку, а вот остальным достанется!
— Не беспокойся за них, — сонно пробормотал Никола. — У них кожа толстая.
И он тут же захрапел.
Лика думала, что невеселые мысли не дадут ей уснуть, но постепенно доносившийся издалека голос брата Ансельма, который подгонял своих маленьких помощников, стал звучать все приглушеннее, и наконец она погрузилась в сон.
Проснулась она от того, что ей стало душно. Дети крепко спали, и их ровное дыхание наполняло сарай.
«Надо выйти во двор подышать», — подумала Анжелика.
Она нащупала дверь в узком коридоре, который вел на кухню. Едва она открыла ее, на нее обрушился шум голосов и раскаты хохота. В кухне в очаге все так же плясали языки пламени. Общество во владениях брата Ансельма стало более многочисленным.
Лика остановилась у порога.
За большим столом, уставленным тарелками и медными кувшинами, сидело с десяток монахов. На блюдах валялись обглоданные кости. Запах вина и жареной рыбы смешивался с более тонким ароматом наливки, она была в стаканах пирующих и в открытой бутыли, стоящей на столе. В кутеже принимали участие и три женщины со свежими лицами крестьянок, но одетые, как горничные. Две казались уже совершенно пьяными и без конца хохотали. Третья, с виду более скромная, отбивалась от похотливых рук брата Тома, который пытался прижать ее к себе.
— Ну-ну, крошка, — уговаривал ее толстяк, — не прикидывайся большей недотрогой, чем твоя знатная госпожа. Будь уверена, сейчас она уже вряд ли беседует с нашим настоятелем о греческой философии. Во всем монастыре сегодня ночью не развлекаешься одна ты.
Служанка с растерянным и разочарованным! видом оглядывалась по сторонам. Без сомнения, она вовсе не была такой скромницей, какой хотела казаться, но ее не привлекала красная физиономия брата Тома.
Один из монахов, видимо, понял это и, вскочив из-за стола, властно схватил девицу за талию.
— Клянусь святым Бернаром, покровителем нашего монастыря, — вскричал он,
— Девочка слишком хрупка для вас, жирная свинья. А ты как считаешь? — спросил он, приподнимая пальцем подбородок строптивой гостьи. — Разве мои прекрасные глаза не восполняют отсутствие волос? И потом, ты знаешь, ведь я был в десанте и умею развлекать девушек.
У него и впрямь были веселые черные глаза, да и выглядел он изрядным плутом. Служанка снизошла до улыбки. Отвергнутый брат Тома почувствовал себя уязвленным и с кулаками накинулся на соперника. Один из медных кувшинов опрокинулся, женщины протестующе зашумели. Вдруг кто-то крикнул:
— Посмотрите! Там… ангел!
Все повернулись к двери, где стояла Лика. Она была не из робких и не убежала. Она не раз бывала на сельских праздниках, и ее не испугали ни крики, ни чрезмерное оживление — неизбежные спутники обильных возлияний. Но все же что-то в этой сцене возмутило ее. Ей казалось, что она разрушает то ощущение мира и покоя, которое излучал озаренный заходящим солнцем монастырь в тот момент, когда они смотрели на него с опушки леса.
— Эта девочка, что заблудилась в лесу, — объяснил брат Ансельм.