Лика. Повелительница демонов
Шрифт:
Жан Латник, теперь уже исполняющий обязанности дворецкого, внес блюда, перекинув салфетку через плечо. Маркиз расхохотался и сказал, что салфетку перекидывают через плечо тогда, когда подают императору или принцу крови; конечно, он польщен оказанной ему честью, но его вполне удовлетворило бы, если б слуга просто обернул салфетку вокруг руки. Жан с готовностью принялся оборачивать свою волосатую руку сомнительной чистоты салфеткой, но его неуклюжие движения и вздохи вызвали еще больший хохот маркиза, к которому вскоре присоединился и его сын.
— Нет, из этого парня получится хороший космический пехотинец, но никак не лакей, — сказал маркиз, глядя на Жана Латника. — А ты сам что думаешь об этом, дружок?
Оробевший слуга ответил каким-то медвежьим рычанием. От скатерти, которую ради гостей достали из сырого шкафа, из-под горячих тарелок с супом шел пар. Один из слуг, желая проявить усердие, без конца протирал тусклые лампочки, освещающие гостиную, и они у него то и дело гасли.
И в довершение ко всем бедам тростниковое вино, обильно выставляемое на стол кончилось, остались только отвары трав, которые считались целебными.
— Пусть вас не тревожит этот пустяк, кузен, — любезно проговорил маркиз Плесси, — мы будем пить сидр, и если мессиру Филиппу он не по душе, пусть не пьет ничего. Все это очень мило, но меня не оставляет тревога за маркизу…
— Она подвергает себя такой опасности!.. — проговорила Орта.
— О нет. Насколько я ее знаю, она женщина хоть и экзальтированная, но осторожная. Меня беспокоит совсем другое: боюсь, что если кто и пострадает, так это, пожалуй, я. Вы понимаете, что я хочу сказать? Подобные разлуки весьма огорчительны для супруга, который не желает ни с кем делиться. Лично я…
Сильный кашель не дал маркизу закончить.
Барон встал из-за стола, а так как ужин был уже закончен, все последовали его примеру. Лика — она так ни к чему и не притронулась — выскользнула из гостиной. Ей почему-то было холодно, ее знобило. Все, о чем говорили за столом в гостиной, смешалось в ее голове: взбунтовавшиеся министры, пролы на баррикадах, Астроград, такой далёкий и непонятный, манящий, полный жизни мир. И рядом с этими бурлящими страстями она, Анжелика, была словно заживо похоронена в склепе.
По коридору шел ее кузен Филипп, и она торопливо спряталась под лестницей. Он прошел совсем рядом, не заметив ее. Она слышала, как он поднялся на второй этаж и кликнул слуг, которые при тусклом свете нескольких ламп готовили спальни для своих господ. Визгливый голос подростка звенел от ярости.
— Черт знает что, никто даже не подумал проверить розетки и снять пароль с вайфая! Могли бы догадаться, что в этой глуши так называемые дворяне ничем не отличаются от своих голодранцев-партейных. Вы хоть согрели мне воды для ванны?
Слуга что-то ответил, однако Лика не расслышала его слов. Филипп проворчал уже более мирным тоном:
— Час от часу не легче. Мыться в тазу! К счастью, отец говорил, что у нас в Плесси есть две флорентийские ванные комнаты и джакузи. Скорее бы уж добраться до них. Мне кажется, что вонь этого племени Сансе теперь будет преследовать меня вечно.
«Ну, за это он у меня поплатится!» — подумала Лика.
При свете фонаря, стоявшего в передней на столике с выгнутыми ножками, Лика увидела, что Филипп снова идет вниз.
Когда он приблизился, она вышла из своего убежища в тени винтовой лестницы.
— Как смеете вы говорить о нас так оскорбительно при лакеях? — раздался под сводами замка ее голос. — Неужели вы понятия не имеете о дворянской чести? Это, верно, оттого, что вы ведете свой род от незаконнорожденного сына императора! А вот у нас — чистая кровь!
— Такая же чистая, как ваша грязная физиономия, — ледяным тоном отпарировал Филипп Плесси.
Неожиданно для себя Лика кинулась к нему, чтобы расцарапать его лицо. Но Филипп крепко, по-мужски схватил ее за запястье и с силой отшвырнул к стене. И ушел, даже не ускорив шага.
Оглушенная, Лика слышала, как бешено колотилось ее сердце. Неведомое ей дотоле чувство стыда и отчаяния охватило девочку.
«Я ненавижу его, — думала она. — Придет день, и я ему отомщу. Я заставлю его склониться передо мной, просить у меня прощения».
Но сейчас она была всего-навсего несчастной маленькой девочкой, такой одинокой в темноте старого замшелого замка.
Скрипнула дверь, и Лика увидела плотную фигуру старого Гима — он нес для юного сеньора два ведра горячей воды, над которыми поднимался пар. Почувствовав, что в темноте кто-то прячется, старик остановился.
— Кто там?
— Это я, — ответила Лика.
— Что вы здесь делаете? — спросил Гим, — Тут холодно. Идите лучше в гостиную, послушайте, какие истории рассказывает там ваш дядюшка маркиз. Потом на целый год хватит вспоминать их.
— Я ненавижу этих людей, — мрачно сказала Лика. — Они злые, противные. Приехали, посмеялись над всем, а потом уедут в свои прекрасные замки, там столько всяких красивых вещей, а мы останемся здесь…
— Что с вами, доченька? — медленно проговорил старый слуга. — Да полно вам, не обращайте вы внимания на их насмешки!
Лика чувствовала себя все хуже. По вискам ее струился холодный пот.
— Гим, вот ты простой солдат, так скажи мне: как надо поступить, если встретишь человека злого, трусливого?
— Странный вопрос для ребенка! Но коли уж вы спрашиваете, я вам отвечу: злого надо убить, а трусу — дать убежать.
Немного подумав, он добавил, снова поднимая свои ведра:
— Но ваш кузен Филипп не злой и не трусливый. Просто он еще молод, вот и все…
— Значит, ты тоже его защищаешь! — пронзительным голосом закричала Лика. — Ты тоже! Потому что он красивый… потому что он богатый!..