Лики Японии
Шрифт:
Предводитель монголов Чингисхан также не избежал подобной участи. Блюдо под названием «Чингисхан-набэ» пользовалось в Токио в течение длительного времени большой популярностью.
Да, японские повара весьма изобретательны, а японская кухня отличается большим разнообразием, хотя будни ее весьма скромные. Поваренная книга, которая предлагает разные блюда для ежедневного трехразового питания в течение 365 дней в году, до недавнего времени была самым желанным свадебным подарком молодым женам. Однако кто думает, что японцы каждый день услаждают себя изысканной пищей, кто без устали превозносит эстетическую утонченность японской кухни и стола, прозрачную фарфоровую посуду, в которой подается рис, и изящные лаковые чаши для супа, считая, что все это для каждого дня, тот сильно заблуждается. Если он не заметил, что красивые лаковые чаши порой изготовлены вовсе не из лака, а из имитирующего его пластика, — это еще не самое главное. Он действительно с удовольствием вкушал лакомства из множества
Эпоха консервов в Японии так и не наступила. За исключением консервированных напитков, японцы не признают этот вид «быстрой» еды и предохранения от порчи. Но вместо этого в стране примерно в начале шестидесятых годов распространилось «инсутанто». Слово это — японская версия английского «instant» («мгновение»), а «инсутанто» подразумевает моментальное приготовление какого-нибудь блюда. Речь идет о продуктах питания и деликатесах, готовых к употреблению. Они специальным способом обезвожены; перед употреблением их следует лишь вскипятить или залить горячей водой. Сначала появились «инсутанто кохи» и «инсутанто рамэн» — растворимый кофе и блюдо из нитеобразного сорта вермишели китайского происхождения. Казалось, вся Япония буквально наводнена этими продуктами, беспрерывное рекламирование которых не прекращается до сегодняшнего дня.
Впервые «инсутанто рамэн» японцы увидели в 1958 году, а в 1974 году уже было продано 3,8 миллиарда упаковок, содержавших разовую порцию на одного человека. С тех пор потребление этого продукта не увеличилось. Одним из последних нашумевших новшеств из серии обезвоженных макаронных изделий стала «каппу-нудори» — от английского «сир noodles» («лапша в стаканчике»), Если «инсутанто рамэн» приходится заливать кипятком, то «каппу-нудори» надо немного разбавить горячей водой, налив ее прямо в картонный стакан. Это не было бы чисто японским блюдом, если бы сверху не плавали красиво нарезанные овощи.
Сгоревший Будда
Одной лишь ризы недостаточно, чтобы прослыть священнослужителем.
* * *
Прежде чем начать человеку толковать учение, приглядись к нему повнимательнее.
26 января 1949 года стало одним из самых печальных дней в истории японской культуры. Едва над рисовыми полями и окружающими город Нару холмами забрезжил рассвет, как из Золотого павильона храма Хорюдзи взметнулось пламя. В мгновение ока оно почти полностью уничтожило одно из немногих свидетельств древнейшей буддийской храмовой архитектуры на японской земле и заодно последние выдающиеся произведения когда-то высокоразвитой в Юго-Восточной Азии, а в Японии очень редко встречающейся фресковой живописи. И кажется иронией судьбы, что пожар был вызван электрической подушкой, которой пользовался один из художников, самоотверженно посвятивший себя многолетнему изнурительному, кропотливому труду по реставрации и сохранению неповторимых культурных сокровищ. «Все, что имеет форму, преходяще!» — только и мог произнести старый священнослужитель храма, стоя перед его дымящимися руинами. Изречение это в сжатой форме выражает самую суть буддийского вероучения.
Упомянутый Золотой павильон (центральное строение любого буддийского храма) был возведен в конце VII — начале VIII века, и к тому же периоду относятся четыре почти восьмиметровые настенные росписи, нанесенные на глинобитные, покрытые слоем каолина стены. Столетия не прошли бесследно для этих шедевров восточноазиатской живописи. Светящиеся когда-то краски сильно поблекли и начали отслаиваться. Лучше всего сохранилась на западной стене большая фреска, изображающая будду Амиду, того самого, который каждому, кто его об этом попросит, обещает спасение и облегчение страданий, а также фрески с двумя его неизменными спутниками — Каннон, богиней милосердия, и Сэйси, богом мудрости. Это изображение, символизирующее доброту и сострадание, позволяло больше, чем все остальное, получить представление о прежнем величии и красоте фресковой живописи на стенах Золотого павильона храма Хорюдзи. Теперь же будда Амида, едва различимый на почерневшей стене, печально устремлял с высоты свой взор на посетителя, которого под этим печально-призрачным взглядом пробирала дрожь.
В 1954 году Золотой павильон был в точности воспроизведен с использованием
Свыше миллиона посетителей устремляются ежегодно к этому храму. Он древнее самого города, древнее Нары. Прежде японские императоры с вступлением на престол, как правило, заново определяли местоположение своего дворца и переносили резиденцию всякий раз в другое место. В 708 году императрица Гэммэй приказала возвести новый дворец, а заодно и новый город, который в 710 году был объявлен столицей. Сегодняшняя Нара со своим почти 300-тысячным населением в тот период была небольшим городом, называвшимся Хэйдзё и делившимся на восточную и западную части. Они тянулись с севера на восток приблизительно на 5 километров, а с востока на запад — почти на 4,5 километра. Ширина главных улиц была 24 метра, боковых — 12 метров, магистральная улица — даже 85 метров. Любой японский город считал бы себя сегодня счастливым, располагай он улицами подобной ширины. Однако от этого древнего грандиозного, распланированного в шахматном порядке города, кроме окраинного района — теперешней Нары — и нескольких знаменитых храмовых ансамблей, разбросанных ныне среди рисовых полей или обширных парков, ничего не осталось, равно как и от императорского дворца, на возведение которого, согласно источникам, ушло столько дерева, сколько, по теперешним масштабам, хватило бы для постройки 7 тысяч типовых японских жилых домов площадью 60 квадратных метров каждый. На основании результатов раскопок было установлено, что для выравнивания местности и других работ, связанных с закладкой дворца, с декабря 708 года, то есть с начала строительства, до марта 710 года — даты вступления императрицы во дворец, ежедневно требовалось не менее 3 тысяч человек.
Когда императрица переехала в свою новую столицу, она якобы выразила недовольство несвоевременным окончанием строительных работ, на что ей осторожно намекнули, что привлеченные в принудительном порядке крестьяне сбегают. Население Японии того времени составляло примерно 3,5 миллиона человек, а нужно было в кратчайший срок построить город.
Гигантские стройки, требующие напряженных усилий всего народа, очевидно, неотъемлемая составная часть японской истории — как древнейшей, так и современной.
Правители были прямо-таки одержимы жаждой зодчества. Один за другим вырастали храмы. В 752 году после пятилетнего строительства был освящен Золотой павильон храма Тодайдзи, в котором установлена упомянутая почти шестнадцатиметровая статуя Будды. Павильон отличался огромными размерами. Длина его составила 88 метров, ширина — около 51 метра, а высота примерно 48 метров.
Спустя 70 с лишним лет со времени основания столицы Нара император Камму со всем своим двором решил покинуть ее, избрав для себя новую резиденцию — город Нагаока, расположенный на расстоянии нескольких десятков километров от Нары. Для работ по строительству резиденции было временно мобилизовано 300 тысяч человек. Однако через 10 лет император изменил первоначальному намерению и оставил уже наполовину отстроенную резиденцию, переехав в Уэду, отдаленную от Нагаоки лишь на несколько километров. Здесь, в 40 километрах севернее Нары, был построен в 794 году город Хэйан-кё (современный Киото), который вплоть до 1869 года оставался столицей Японии. Так что японские императоры после Камму стали оседлыми.
Конец VI — середина VIII века — период первого расцвета японской культуры, глубоко проникнутой духом буддизма, образцами для которой служили Корея и Китай. В этот период появились отдельные произведения неповторимого очарования, в том числе деревянная статуя, находящаяся ныне во владении маленького храма Корюдзи в Киото и изображающая Будду величиной почти в человеческий рост в позе самосозерцания. Среди художественных творений, созданных человечеством за всю его историю, имеются, наверное, единицы, которые настолько проникновенно и просто выразили бы высшую гармонию и человечность, как деревянная скульптура в храме Корюдзи, объявленная 9 сентября 1951 года национальным сокровищем номер один. Она поражает изяществом, и в то же время от нее веет некоторой патриархальностью. В ней отсутствуют какие-то индивидуальные черты в отличие от многих поздних японских скульптурных произведений пластики, но вряд ли кто-либо устоит перед обаянием и притягательной силой этой деревянной скульптуры, особенно если он исповедует буддизм и глубоко чувствует символику изображенного, которую чужестранец может лишь попытаться понять разумом.