Лиловые люпины
Шрифт:
— Пожалуйста, короче, — не мягче МАХи, с привкусом выплавляемой в горле стали, урезала Тому Пожар, — прошу вас, Тамара Николаевна, назовите состав сформированной нами комиссии, хотя мы ее ни капли не формировали, а вы сами всех назначили.
Тут уж Тома оказалась пойманной по совсем горячим следам, почти с поличным. Живой, хитрый и хищный ум Пожар прихлопнул застарелую, инертную Томину фразеологию, как беспомощную толстую ночную бабочку сачком. И ко всему, это было высказано с неподражаемой вежливостью. Вытягиваясь чуть ли не по стойке «смирно», Тома ответила:
— Глава комиссии— Пожарова Ирина. Члены комиссии — Изотова
— Тема воспитания не может быть посторонней в школе, — любезно и справедливо ответствовала Химера, при помощи учащенных миганий сгоняя с лица коммунально-сладострастную заинтересованность и сообщая ему обычную преподавательскую озабоченность. В эту самую секунду в коридоре прогундел звонок на перемену, я рванулась к дверям и, пролетая мимо Пожар, услышала безличное из-за множественного числа, удовлетворенное нравоучение:
— ЧТО, ПЛЕШЬ, ВЕДЬ ГОВОРИЛИ ТЕБЕ, ПРЕДУПРЕЖДАЛИ. БУДЕШЬ ТЕПЕРЬ КУШАТЬ ТРАВКУ И ПРОСИТЬ ДОБАВКУ.
Рог изобилия
Далеко-далеко на юге, в горных пещерах, лежат таинственные подземные озера. Они глинисто-зелены, мертвы и страшны своею изначальной незыблемостью, вековой стоячестью. Люди, которые приходят в пещеры, освещая себе путь факелами, не решаются пить из подземных озер. Только раз одна смелая и задорная юная комсомолка, придя со школьной экскурсией в горные недра, отстала от своих, зачерпнула ладошкой из озера и напилась.
— И никакие они не мертвые, просто кипяченые! Только кто и как их вскипятил? Вот это — проблема, научная проблема, и то в ней, я уверена, нет ничего таинственного. И охота темным людям плести дурацкие сказки о пещерах! Была нужда, болело брюхо, тоже мне, — добавила она грубовато, подчеркивая этим свой торжествующий материализм.
— Я кипячу эти озера раз в тысячу лет, — прозвучал под высокими сводами пещеры раскатистый, как гром, но мягко-упругий, как сильный ветер, голос Хозяина пещер, Подземного Духа, и возле ног пришелицы опустилась его широкая, точно лопата, металлическая длань.
Бесстрашная комсомолка, естественно, не верящая ни во что сверхъестественное, ничуть не удивилась и не испугалась. Или хорошо притворилась.
— Тебе чего надо? — без всякого почтения вскричала она.
— Полезай ко мне на руку, мышка, я хочу разглядеть тебя.
Она отважно вскарабкалась на жуткую его руку и сердито затопала по ней ногами:
— Я не мышка! Я комсомолка!
— Не слыхивал о таком животном.
— Я не животное! Я человек! Не смей обзываться! А кто ты? Тебя не может быть!
— Меня не может быть, хорошо, зато тебя — может и не быть. Знаешь, так нежданно, нечаянно… как оно обычно с вами и бывает, отроковица. Ты ведь еще не девушка и уже не девочка. А что ты человек, я теперь вижу. Ни одна другая порода не бывает столь дерзка. За дерзость я и ценю людей. Вы напоминаете мне, каким молодым и дерзким я был в ту пору, когда меня определили сюда смотрителем тьмы и отогревателем льда.
Подземный Дух поднял комсомолку на один уровень со своим перекошенным от вечного вглядывания во мрак, ужасающим каменным лицом и уставил на нее глаза, на холодной светлой платине которых пылали, словно две круглые жаркие топки, красно-золотые зрачки. Но она не оробела,
— Нечего меня пугать! Ты — пережиток, ты — отрыжка старорежимных суеверий! Ты мне просто снишься, и плевать я на тебя хотела с высокой колокольни и глубже!
— Ты ошибаешься, я не хочу тебя пугать. Ты забавна, а меня так редко забавляют. Зови меня просто Подземным Духом и поклонись мне.
— Ну уж нет! Комсомольцы не кланяются пережиткам! Со мной этот номер не пройдет! Кина не будет, кинщик спился, товарищ Подземный Дух! — Она, ко всему, старалась еще и быть остроумной.
— За такую выдающуюся дерзость я тем более должен вознаградить тебя. Тот, кто глядел в мои глаза, не испугался и остался жив, получает волшебный талисман. Вот, держи.
Он другой рукой выхватил из темноты некий предмет и вручил ей. Неизвестно, что это было — волшебная ли палочка, древний ли позеленевший светильник вроде лампы Аладдина, — но только что-то исключительно волшебное, потому что Подземный Дух сказал:
— Этот талисман сделает тебя среди людей всесильной, всеведущей и вездесущей. Своею непомерной дерзостью ты сумела угодить мне, этою же дерзостью с помощью моего талисмана ты будешь править людьми, отроковица. Но это еще не все. Ты, пившая холодный кипяток моих озер и догадавшаяся, что это кипяток, достойна увидеть печку, на которой я кипячу озера. Смотри же.
И он поднес комсомолку на ладони к круглому иллюминатору, окошку, глазку, откуда наблюдал за своей гигантской кочегаркой в центре планеты. Ведь эти пещеры несказанно глубоки, и раскаленное ядро Земли, плавающее в бурлящей, пузырящейся, словно каша, магме, там совсем близко.
И комсомолка увидела, как бесконечно плавится нерасплавляемое земное ядро. И ее охватило немыслимым дыханием предвечного МОЕГО, и опалило, и оплавило, и метнуло из пещер далеко на Север, чтобы она могла остыть… И она стала жить среди нас, с трудом остывая, но без труда управляя нами дерзостью и победительным волшебным талисманом, который всегда носила с собой в портфеле или в кармане…
…Такие или похожие домыслы суеверным страхом сжимали мою и без того оглоушенную происшедшим голову на следующих уроках и переменочных перекочевках этого дня, четвертого марта. Пожар удалось внушить мне ужас перед своим всеведением. Она явно заранее знала, что мои родители придут в школу… А не будь у нее волшебного талисмана, как она могла бы об этом разведать? Я стала думать, и деяния Пожар в нашем классе постепенно выстроились для меня непрерывной возвышающейся линией.
Разве без талисмана удалось бы новенькой за несколько месяцев подчинить себе чужой, крепко сбитый, трудный и странный класс, в коллективе всегда тянувшийся быть сознательным и законопослушным, но если взять каждую в отдельности — постоянно готовый преступить всякий закон и пойти на любую несознательность? Неужели удалось бы ей без волшебства разоблачить и сделать своей свитой гордячек ОДЧП? Устыдить и заставить признать свое поражение несгибаемо самодовольную Тому? (Может быть, Пожар уже подбирается и к власти над самой МАХой?) Привела же она меня, самую неподчиняющуюся, защищенную своей писаниной, надежными убежищами МОИХ, «Межпланки» и нашего с Жозькой устного принцессинского мира, к сегодняшнему, внезапному и тайному, почтению и трепету перед собой…