Лиля

Цыпленкова Юлия Валерьевна

— Дриаду отдельно от всех? — спросил голос одного из последователей.

— Отдельно. — ответил красный.

— А может все-таки я со своими посижу? — с надеждой спросила я.

Мне не ответили. Дотащили до маленькой комнатушки и положили на соломенный тюфяк, аккуратно так положили, но развязывать не стали, потом дверь закрылась, и заскрежетал ключ в замочной скважине. Моего терпения хватило часа на пол, потом я начала орать. Орала долго и душевно, снова заскрежетал ключ.

— Чего тебе? — грубовато спросил последователь, вошедший в мою камеру.

— Я есть хочу! — провозгласила я.

Дверь тут же закрылась. Должно быть мои желания не сочли существенными.

— Имейте совесть! — заорала я. — Вы лишили меня завтрака!

Мне никто не соизволил ответить. Я еще немного полежала,

ожидая, что будет дальше. Дальше была тишина. Пришлось снова надрывать голосовые связки. Дверь все-таки открылась, в нее вошел красный, верховный жрец. Он нес в руках поднос, что меня даже порадовало. Жрец поставил на пол поднос, потом достал нож, чем привел меня в некоторую оторопь, но мне всего лишь срезали веревки на руках и помогли сесть. Я растерла запястья и посмотрела на красного. Это был мужчина за пятьдесят без единой сединки в темно-каштановых волосах, завязанных в хвост. Капюшон он не одевал, потому я могла лучше разглядеть его внешность. Жрец потер подбородок, потом сделал пас рукой, и рядом с ним появилась невысокая скамейка, на которую он сел, рассматривая меня. Я решила не тратить времени и потянулась к подносу. В принципе, меня порадовали, мяса не было. Мне принесли нарезанные овощи, какой-то фруктовый напиток и пару яблок.

— Приятного аппетита, Лилия Владимировна, — пожелала себе вежливая принцесса и принялась за принесенную еду.

Никогда бы не подумала, что можно наестся со всего этого фруктово-овощного меню, но насыщение было полным. Я довольно отвалилась к стенке и снова подняла глаза на жреца, который не спешил меня покидать.

— Очень похожа на дриаду, очень. — подал голос мужчина. — Но примесь в крови все-таки заметна.

— Вы так хорошо знаете дриад? — полюбопытствовала я.

— Было дело, — туманно ответил жрец. — Судя по дружбе с деревьями, Перерождение уже состоялось. Очень хорошо, значит шансов больше.

— Интересно, а что вы знаете о дриадах? — хотелось разговорить его.

— Отвратительные существа, — брезгливо сказал красный, и вдруг его взгляд полыхнул ненавистью. — Девки, дешевые девки, которые только и могут, что носится по деревьям и совращать мужчин.

— Э-э, — я даже опешила. — Милейший, а с чего вы это взяли?

— Какая тебе разница? — он подавил гнев.

Догадка пришла на ум так легко.

— Вы были влюблены в дриаду! — воскликнула я.

— Влюблен? — глаза снова вспыхнули. — Скорее болен. Я был так молод… — и вдруг его прорвало на откровенность. — Я заблудился в лесу, бродил два дня. Голодный, вымотанный, я уже прощался с жизнью, когда услышал смех. Две дриады спрыгнули ко мне с дерева и начали обсуждать меня. Я выдохнуть не мог, когда разглядывал их. Потом одна вспорхнула на дерево и убежала, а вторая осталась. Я утонул в ее огромных глазах. Она обняла меня, поцеловала… После той ночи я не знал покоя, искал ее. Я двадцать лет искал ее! Сколько раз я слышал смех дриад, звал ее, но эта беловолосая тварь так и не откликнулась! Двадцать лет! Я лучшие годы потратил на поиски. Мне жить не хотелось от тоски по этой… А однажды меня встретил господин и привел сюда. Из последователя я стал верховным жрецом, выжить мне тогда помогло только одно, возможность прикончить хоть одну дриаду. — я вздрогнула от того, что услышала в его голосе. — Вы отравляете жизнь, дриада, но калечите судьбы. Вам понравился мужчина, вы его соблазнили и пошли дальше, а что потом происходит с этими мужчинами вас не волнует. Я бы искоренил вас всех, но вы же юркие твари, а ваш лес не сжечь, не вырубить. Ненавижу!

Я не знала, что ему ответить. Я вообще вдруг подумала о… Натаэле. Вспомнились его слова, когда я ластилась к нему в день моего возвращения: «Это кровь дриад в вас говорит». А потом вспомнила слова братана: «Дриады делают, что хотят и с кем хотят». А еще вспомнила то, что я сказала Алексу: «Я свободная девушка и делаю, что хочу». И задумалась над тем, что чувствую, когда смотрю на Ната, и как настойчиво я его пытаюсь соблазнить. Такое поведение мне было совершенно несвойственно, раньше. В лучшем случае, я должна была строить глазки и улыбаться, но не быть такой смелой и раскованной. И тут пришло осознание сути дриад, своей сути. Мы свободны, мы свободны, как ветер, что бежит с нами наперегонки в кронах

деревьев. Мы живем и наслаждаемся своей жизнью. Но человек не может понять, что значит быть свободным. Вот, что так напугало и разозлило меня в словах Саши, он ставил мне ограничения, посягал на мою свободу. И вот почему Иллиадар сказал королю Аминаса, что в крепости я протяну пять-семь лет в лучшем случае. Отнять у дриаду свободу, убить ее. Никто не хочет иметь дриаду в женах. Не потому, что она наставит рога, а потому, что однажды она уйдет, не сможет жить обычной жизнью. Потому мой отец ушел к любимой, отказавшись от всего, а не пытался привязать ее где-нибудь рядом. И поэтому Аэринн все еще с ним, потому любит, отец все понял, а Саша нет. И этот жрец не понял. Он хотел получить то, что было ему даровано. Эта ночь стала даром дриады заплутавшему юноше.

— Она ведь вывела тебя утром, да, жрец? — хрипловато спросила я. — Она спасла тебя, подарила сказку и помогла вернуться домой. А ты, вместо того, чтобы просто помнить, что в твоей жизни это было, решил, что хочешь еще. Ты хотел, ее желания ведь тебе были безразличны, да? А что было бы, если бы нашел?

— Я бы не отпустил, — прошипел он.

— В твоих объятьях был вольный ветер, а ты запомнил только тело, — усмехнулась я. — Потому ты и не смог найти свою дриаду.

Жрец стремительно встал, отшвырнув ногой скамейку с такой силой, что она разбилась о стену. Он быстрым шагом направился к выходу, но остановился, уже взявшись за ручку двери.

— Этой ночью твой ветер больше не прогуляется по кронам деревьев, — сказал он с неожиданным ледяным спокойствием. — Счастливо сдохнуть, дриада.

— А если змей не оживет? — крикнула ему вслед.

— А мне плевать, — усмехнулся он, и дверь закрылась.

В палате номер шесть прибыло. Что-то заразительно в этом мире безумие. И снова мои мысли вернулись к Натаэлю. В чем истинная причина его упорства? Не в том ли, что он знает, что продолжения не будет? Только ли долг и честь удерживают его? Я ему небезразличн а, я это ясно чувствовала, но что чувствую к нему я, кроме восхищения и желания? Захочу ли я быть с ним, после того, как желание станет меркнуть? Буду ли я и дальше восхищаться героем моих снов? И не делает ли его для меня столь притягательным именно его упорство? Но тогда какой смысл настаивать мне на своем? Не проще ли дать ему жить так, как он хочет, без меня? Я не хочу, чтобы мне ставили рамки, так какое я имею право загонять в рамки кого-то другого? Да мне ночью глотку перережут, а я тут философствую! Я очень, очень, очень сильно разозлилась на себя.

Я легла, уставившись в потолок, и вспомнила зеленые плутоватые глаза Алекса, а еще его слова: «Я ведь и правда люблю тебя». Любит, а требует! Отставить! Серебрякова из головы убрать, нет смысла думать о нем. А вот о Гоше думать стоит, потому что он без меня умрет, в прямом смысле этого слова. Вот зачем я привязала его к себе? Слезы сами собой потекли из глаз, быстро намочив тюфяк. Я должна выбраться отсюда, должна! Ради Гоши. Где он сейчас и как? Почему моего гаэро не было возле домика? Тоже стазис? А потом снова вспомнился Серебряков, когда он орал с крыши своего автомобиля, махая букетом. Сумасшедшее чудовище… Улыбка невольно скользнула по моим губам, а затем я рассмеялась в полный голос, продолжая вспоминать хор мальчиков- зайчиков и дирижера Алекса. Смех перешел во всхлипы, и я разрыдалась, уже сама не понимая по кому или почему я плачу. И страшно совсем не было, страшно стало с наступлением темноты.

Глава 31

— Пора, дриадочка, — довольная морда последователя заглянула в камеру.

— Что с моими друзьями? — спросила я, пока меня поднимали на руки.

— Скоро с ними увидишься и сама все спросишь, — ухмыльнулся последователь.

Меня понесли по узкому каменному коридору, освещенному светом факелов. После темной камеры и сумрачного коридора яркий свет в храме ударил по глазам, заставив зажмуриться от боли и вызвав слезы. Пришлось долго моргать, пока я привыкла к освещению. Я ожидала, что меня сейчас уложат на алтарь, где вчера зарезали девушку, но для меня было припасено более интересное место. Место действия сместилось в другой зал, вход в него был скрыт алтарем. Меня пронесли мимо жертвенника, внесли под арку, освещенную факелами.