Линия красоты
Шрифт:
И, с окаменевшим лицом, снова потянулся к своему кофе.
Некоторое время все молчали. Потом Джемма сказала:
— Кофе у вас замечательный.
— Вам нравится? — торопливо подхватил Ник. — Да, отличный кофе, кенийский, средней прожарки… Это из магазина Майерса на Кенсингтон-Черч-стрит. У них собственный импорт. Дорого, конечно, но он того стоит.
— Отличный кофе, такой чудный вкус! — сказала Джемма.
— Думаю, не стоит мне сейчас смотреть остальные письма, — сказал Ник.
Розмари кивнула.
—
— Нет, пожалуйста, не надо, — ответил Ник. Ему казалось, что кто-то ставит жестокий эксперимент над его чувствами.
Джемма отправилась в туалет: не сразу его нашла, наконец пробормотала что-то радостное, словно встретилась со старым другом, и исчезла за дверью. Ник и Розмари молчали, не глядя друг на друга. Трагический повод извинял любую невежливость, однако Нику больно было сознавать, что Розмари, кажется, относится к нему неприязненно. Сам он смотрел на сестру своего возлюбленного как на близкого человека, почти как на родственницу, с симпатией и готовностью к дружбе — однако сама Розмари, по-видимому, это воспринимала иначе. И до чего же она похожа на Лео! Легко представить, что это на самого Лео Ник бросает украдкой робкие взгляды, молчаливо моля о примирении.
— Значит, вы с ним год или два не виделись? — спросила она наконец.
— Да, где-то так…
Она взглянула на него с некоторой опаской, словно готовясь пуститься в плавание по неизвестным водам.
— И вы по нему скучали?
— Да… да, конечно, очень скучал.
— Помните вашу последнюю встречу?
— Помню, — ответил Ник и уставился в пол. Его смущала сухая, почти деловая манера, с какой Розмари задавала эти сентиментальные вопросы. — Это было… очень тяжело.
— Знаете, — сказала Розмари, — он ведь не оставил завещания.
— Да… конечно, он ведь был так молод! — ответил Ник и нахмурился: при мысли о том, что Лео мог оставить ему что-нибудь на память, глаза его снова наполнились слезами.
— Мы его кремировали, — сказала Розмари. — Мне кажется, он именно этого хотел. Хотя мы никогда его не спрашивали. Понимаете, просто не могли.
— Понимаю, — сказал Ник и почувствовал, что все-таки плачет.
Вернулась Джемма с восклицанием:
— Сходи в туалет, посмотри, там такое!..
Розмари слабо улыбнулась в ответ.
— Или это фотомонтаж? — продолжала Джемма.
— А-а! — сказал Ник, обрадованный неожиданной сменой темы. — Нет… нет, все по-настоящему.
— Там, на фотографии, он танцует с Мэгги!
Снимок с Серебряной Свадьбы: Ник — потный, раскрасневшийся и совершенно счастливый, а госпожа премьер-министр смотрит на него с явной опаской, которой он «вживую» не замечал. Едва ли Джемма уловила само-иронию, заставившую его повесить этот снимок в туалете.
— Так вы с ней знакомы? — поинтересовалась она.
— Да нет, нет, просто тогда, на приеме, я много выпил… — пробормотал Ник, словно такое могло случиться с каждым.
— И, держу пари, вы сегодня за нее голосовали? — не унималась Джемма.
— Нет, — угрюмо ответил Ник. На Розмари это, кажется, не произвело никакого впечатления, и он добавил: — Помните, я обещал вашей маме, что, если познакомлюсь с леди, непременно потом расскажу; что она за человек?
— Не помню.
Он неуверенно улыбнулся.
— Как она… это пережила?
— Вы же знаете, какая она, — ответила Розмари.
— Я ей напишу, — пообещал Ник. — Или съезжу ее навестить. — Ему представилась миссис Чарльз среди своих брошюрок, со шляпкой на спинке стула, вспомнилось, что в прошлый раз ему не удалось ее «очаровать» — и он почувствовал, что действительно хочет с ней увидеться. — Я ее помню, она замечательная.
Розмари бросила на него быстрый острый взгляд и молча поднялась со стула. Уже собирая вещи, она решилась сказать:
— Вы ведь и раньше так говорили, верно? После того, как у нас были.
— Что?
— Лео нам рассказывал, вы ему сказали, что мы «замечательные».
— Правда? — переспросил Ник, сразу остро и болезненно это вспомнивший. — Ну что ж, надеюсь, вы на меня не в обиде. — Он чувствовал, что Розмари пришла сюда с подсознательным желанием возложить на него вину за смерть брата, и теперь, когда он оказался ни в чем не повинен, невзлюбила его еще сильнее. — Она ведь не знала, что Лео гей, верно? Помню, она говорила, что хочет увидеть его у алтаря…
— Ну что ж, он почти пришел к алтарю, — с жесткой усмешкой ответила Розмари, словно найдя наконец, на кого свалить вину — на мать. — По крайней мере, создал семью. Только с мужчиной.
— Ужасно, должно быть, узнать таким образом…
— Она так и не может в это поверить.
— Что он умер?
— Что он был геем. Это же смертный грех. — Эти два слова она произнесла с резким, почти карикатурным ямайским акцентом. — А ее сын не мог быть грешником.
— Никогда не понимал, почему это грех, — тихо проговорил Ник.
— Смертные грехи — самые страшные, — пояснила Джемма.
— Что ж, по крайней мере она не считает, что СПИД — это кара Господня.
— Для грешников — кара, — уточнила Розмари.
А Лео просто сел на сиденье в туалете, на котором до этого посидел какой-нибудь безбожник-социалист.
— Или попил с безбожным социалистом из одного стакана, — добавила Джемма.
«Зачем они над ней насмехаются?» — подумал Ник. Он попытался представить себе опустевший дом, подавленный скорбью, чувством вины и невысказанными обвинениями… и не смог.