Линия красоты
Шрифт:
Но был еще один случай, три или четыре месяца назад, поздним февральским вечером; о том, что случилось тогда, Ник весь сегодняшний день старался не вспоминать. Уани, должно быть, был уже в Париже, и Ник, ощутив беспокойство в груди и ноющую боль в чреслах, отправился в «Шефтсбери» на ночную охоту. Прошел через большой зал в маленький боковой бар, освещенный газовыми лампами, где атмосфера дружелюбнее и обслуживают быстрее. Протолкался через толпу, кивнул паре знакомых, сел и в ожидании заказа обратил внимание на невысокого чернокожего парня в смешной фетровой шляпе: он, стоя к нему спиной, разговаривал с каким-то немолодым белым. Джинсы у парня были без ремня и низко сидели на бедрах, чуть отставая от тела, и в просвете виднелась голубая полоска трусов. Эти-то джинсы вдруг остро напомнили Нику Лео, двойной изгиб
Потом, прохаживаясь по залу с бокалом в руках, перекидываясь приветствиями со знакомыми, поглядывая на свое отражение в многочисленных зеркалах, он увидел чернокожего парня в профиль; и вдруг, на долю секунды, парень повернулся к нему лицом, а в следующий миг снова отвернулся к своему другу. И секунду или две Ник еще ностальгически размышлял о том, как этот парень похож на Лео, а потом его вдруг ударило: господи, это же Лео и есть! Лео со страшно изможденным лицом, полускрытым седеющей бородой, в надвинутой на глаза шляпе. Оглянуться еще раз Ник не решался: вместо этого посмотрел в зеркало, надеясь и страшась, что поймает там его взгляд, полный ответного узнавания, и снова отвернулся, отчаянно убеждая себя, что его не узнал. Он позволил толпе вытеснить себя в соседний зал. Там бурно веселилась большая компания (одного Ник узнал — на этого мужика он не раз заглядывался в «Y»); он пробирался по стенке с извиняющейся улыбкой, словно запоздалый и трезвый гость на отвязной вечеринке. Сердце у него колотилось, приятное волнение в груди, словно скисшее вино, обернулось сожалением и чувством вины. Чистый инстинкт, рефлекс гнал его прочь. Если бы Ник позволил себе остановиться, подумать — он стремглав бросился бы к Лео: но он повел себя как трус. Он испугался Лео: испугался снова стать отвергнутым, испугался насмешек, но более всего испугался того неназываемого, что до неузнаваемости изменило его лицо и тело. И все же надо вернуться, проверить — может быть, это и не он? При мысли, что мог обознаться, Ник едва не зашатался от облегчения. Он начал протискиваться обратно, ловя на себе неодобрительные взгляды — окружающие не могли взять в толк, чего этот парень мечется туда-сюда: и вдруг, у самых дверей бокового бара, сам не понимая, как и почему, остановился и заговорил с мужчиной из «Y». Он знал, что на левой ягодице у этого мужика вытатуирована птичка, не раз видел в душевых его эрегированный член, но сейчас эти воспоминания совершенно его не возбуждали. Он болтал какую-то чушь, рассеянно глотая ром с колой. Потом отправился вниз, в туалет, и, оглянувшись, увидел, что этот мужик идет за ним следом: они постояли там немного, люди проходили мимо них взад и вперед, а потом мужик из «Y» кивнул в сторону пустой кабинки. Ник сказал, что это слишком рискованно: он чувствовал облегчение, смешанное со стыдом. Парень сказал, что живет в Сохо, можно пойти к нему, это в пяти минутах ходьбы, и Ник ответил: ладно. Успех был мгновенный и блестящий, исполнение его давнишней мечты, — но Ник не чувствовал себя победителем. В сущности, он вообще ничего не чувствовал.
— Выйдем через боковой вход, — сказал мужик; звали его Джо.
— Ладно, — сказал Ник.
И они прошли через боковой бар: Ник прижимался к Джо, положив руку на его широкое плечо, и смотрел прямо перед собой, чтобы не наткнуться взглядом на парня в смешной шляпе, которого когда-то любил.
— Ух ты! — сказал Трит. — Салат «Анютины глазки»?
— Очень вкусный, — сказал Ник.
Трит уставился на него из-за края бокала, пытаясь понять, не шутит ли он.
— И что, он весь из анютиных глазок?
— Это вы о чем? — спросил Брэд.
— Да нет, — сказал Ник. — Обычный салат-латук, просто украшенный сверху одним-двумя цветками.
— A-а, а я-то думал… — кокетливо протянул Трит [20] .
— Это символ, — пояснил Ник.
— Пожалуй, стоит попробовать, — сказал Трит.
— Непременно попробуйте! — посоветовал Ник.
— Да вы о чем? — недоумевал Брэд.
20
«Анютины глазки» (pansy) — по-английски жаргонное название гомосексуалиста.
— Трит хочет попробовать салат «Анютины глазки», — объяснил Ник.
— A-а… подождите-ка… салат «Анютины глазки»… ага, понял, прикольно!
— Вот и я говорю, — с легким нетерпением отозвался Трит.
Ник с улыбкой обвел взглядом ресторан, с некоторым облегчением обнаружив за одним столиком двоих знаменитых писателей, а за другим — известную актрису. Брэд Крафт и Трит Раш, владельцы американской кинокомпании, оказались удивительно жадны до новых знакомств. Брэд Крафт вполне соответствовал своему имени — высокий, мускулистый, красивый, с обаятельной ленивой улыбкой, однако соображал он, как видно, туго. Трит Раш — невысокий, с Ника ростом, — говорил не умолкая и постоянно поправлял маленькой ручкой с изящными наманикюренными пальцами пушистую белокурую челку. Они приехали на свадьбу Ната Хэн-мера, но собирались остаться в Британии на весь октябрь («Все, что угодно, лишь бы избежать осени в Новой Англии!» — объяснил Трит). Сегодня им предстояло вести переговоры о фильме, однако американцы не отрывались от своего излюбленного занятия — оглядывали местность в поисках знаменитостей и засыпали Ника вопросами о том, кто кому кем приходится, чем занимается и какой титул носит. Видно было, что их увлекает сам процесс расспрашивания, ответы они слушали невнимательно. Ник чувствовал, что американцы готовы заскучать, и надеялся, что поход в «Гасто» их развлечет. Он уже заметил, что Трит бросает долгие заинтересованные взгляды на кухню, отгороженную от зала голубоватой стеклянной стеной: цветное стекло превращало неустанную работу повара и его поварят в какую-то эротическую пантомиму.
— А Джулиуса Фунта вы знаете? — спросил Брэд.
— Да, встречался с ним, — ответил Ник.
— И что, это человек известный? И кажется, богатый, верно?
— Да, — ответил Ник. — Его семье принадлежит огромный старинный дом в Норфолке и знаменитая коллекция живописи. Честно говоря, я всегда думал…
— А Помона Бринкли? — перебил его Трит. — Мы с ней встречались. Она кто такая?
— Я ее не знаю, — ответил Ник.
— Потрясающая женщина, — сказал Трит.
— И еще, мы познакомились недавно с одним лордом, Джоном… Фэншо, кажется? — продолжал Брэд. — Так вот, он о вас очень лестно отзывался! Говорил, вы самый обаятельный человек в Лондоне!
— Точно, — подтвердил Трит и выжидательно уставился на Ника.
— Должно быть, он меня с кем-то перепутал, — скромно ответил Ник, счастливо избежав признания в том, что никогда даже не слышал имени лорда Фэншо.
— А Ната вы хорошо знаете, верно? — не отставал Трит.
— Да, конечно, — с облегчением переходя на более твердую почву, ответил Ник. — Мы с ним вместе учились в Оксфорде. Хотя в последнее время я чаще вижусь с его матерью, чем с ним. Видите ли, его мать — лучшая подруга моей хорошей и близкой знакомой, Рэйчел Федден.
Американцы задумались, видимо припоминая, знакомы ли с Рэйчел Федден.
— Он очень милый.
— Просто очаровательный. Но, знаете, у него сейчас много проблем.
— Да? — сказал Трит. — Как жаль, что он не из наших!
— Хм… — сказал Ник. — А вы где с ним познакомились?
— Прошлой осенью у Розенгеймов — это Ист-Хэмптон, кажется? Там же мы впервые встретились и с… э-э… Антуаном.
— И с Мартой, — добавил Брэд.
— Мартиной, — поправил Ник.
— Брэда Антуан просто очаровал, — сообщил Трит и, приложив к губам соломинку, принялся с чмокающим звуком всасывать в себя остатки красно-коричневого напитка.
— Да, он просто чудо, — сказал Брэд.
— И с тех пор вы с ним не виделись? — Ник понял, что должен их предупредить, но не знал, с чего начать.
— А этот Нат — он ведь кто-то вроде лорда, верно? — поинтересовался Брэд.
— Да, — ответил Ник. — Он маркиз.
— Боже ты мой! — выдохнул Трит.
— Ага, значит, он маркиз… маркиз Чирк?
— Нет, Чирк — это фамилия. А титул — маркиз Хэнмер.
— Ой, Брэд, смотри! Узнаешь?