Линия разлома
Шрифт:
– Минуточку, – вмешался Ринат, – давайте вместе разгадывать загадку. Марго, молчи, не говори!
– Ну, тогда вернемся к материалам, которые подняла наша Риточка в архиве, – потирая руки и предчувствуя скорую развязку, предложил майор. – Стажер Жукова, мы вас внимательно слушаем!
Маргарита, предвкушая триумф, вышла на середину комнаты и поведала следующее.
41 год тому назад молодой 18-летний бездельник Пряхин Егор проживал свою никчемную жизнь в Мохове, как раз на той самой улице, в доме которой произошло убийство гражданина Короткова около двух дней назад.
– А теперь внимание! Как звали девушку?
– Неужели Короткова Лиза? Вот это поворот сюжета, – Голубчиков сиял от радости. – Два убийства почти за два дня раскрыты! Ритуля, какая же ты молодец!
– Так кто же все-таки убийца? – Ринат вопросительно посмотрел на девушку.
– Сам не догадываешься?
– Догадываюсь. Но хочу услышать от тебя!
– Так, стоп! – Голубчиков вышел из-за стола. – Споры и пари в данном случае неуместны. Когда все слишком очевидно, то мне лично подозрительно.
Майор замолчал. Задумался. Ребята не мешали.
– Понятно одно – в этих двух историях с убийствами замешаны три человека, – Голубчиков подошел к доске и начал писать мелом фамилии:
Короткова
Коротков
Пряхин
Их всех что-то объединяет. Но что? – майор обвел взглядом свою аудиторию.
– Я, кажется, поняла, что, – сказала Жукова, – Они все трое родственники: мама, сын и отец.
– Правильно. Молодец, стажер! – похвалил ее Сергей Сергеич и продолжил дальше: – Вырисовывается следующая картина: 18-летний Егор насилует 30-летнюю Лизу. Садится в тюрьму. А Лиза, скорее всего, от позора, уезжает подальше из родных мест, где и узнает, что скоро станет матерью. Родился Юра, плоть от плоти – родной папаша. Спустя много лет Лиза возвращается в Мохов.
– Так, до сих пор картина ясна, – подключился Ринат, – осталось теперь понять, кто кого убил и за что.
– Правильно, согласен. – Голубчиков привычно пожевал свои пухлые губы. – Только разобраться в этом мы сможем тогда, когда найдем орудие убийства, либо, – он приобнял коллег за плечи, – чистосердечное признание оставшейся в живых из этой тройки. А Правдина, пожалуй, мы все-таки отпустим на подписку о невыезде.
Майор натянул на себя пальто, взял папку и попрощался с молодежью:
– Все, друзья мои, по домам. Завтра предстоит трудный день, а я на доклад к Авдееву.
8
Утром следующего дня оперативники отправились к Коротковой. Когда подъехали, застали ее одетой в дверях дома. В руках она держала баул, очень напоминающий докторский в старину.
Похоже, Елизавета
Однако, при виде группы она как будто вздохнула облегченно и пригласила всех пройти в дом.
– Вы чего-то боитесь? – спросил Голубчиков, когда все уселись за столом на кухне.
– Нет, не боюсь. Теперь уже никого не боюсь. Отбоялась, – Короткова встала и привычным движением поставила чайник на плиту, потом достала чашки и продолжила: – Снов своих боюсь. От них никуда не деться. Чаю будете? – спросила гостей.
– Да уж, не откажемся, – ответил за всех майор.
Ринат и Рита сидели тихо, с удивлением наблюдая за происходящим. Они были уверены, что едут задерживать особо опасного преступника. А тут такое. Почти домашняя обстановка, чай, беседа. Впрочем, Сергеичу оба доверяли, поэтому молча наблюдали.
Вчера после работы Ринат провожал Жукову домой. Они шли пешком. Благо, погода располагала к прогулке. Тепло, весенний ласковый ветерок. Шли, держась за руки, и, конечно, обсуждали преступление. Они были уверены или почти уверены в том, что оба убийства совершила Елизавета Васильевна. Одно им было неясно: как такая хрупкая женщина смогла убить Пряхина и оттащить его тело с места преступления? А так, все складывалось в единую картину.
Свои соображения они высказали Сергеичу, когда ехали утром на задержание. Майор выслушал их, усмехнулся, пожевал губы и сказал задумчиво:
– Она не преступница. Она жертва, – и замолчал. Так и добирались тихо, без разговоров.
– А я к вам собиралась, – Короткова первая нарушила молчание. – Вот, тут кое-что собрала, – и она указала рукой на баул, – там дневник Юрочки. Я нашла его вчера, когда вещи перебирала, – сказала, всхлипнула, отвела глаза. Продолжила: – Он ведь раньше ничего такого не писал. Я не знала. А там такое. Как прочитала, так и собралась к вам каяться. Уж простите меня. Я его убила, – сказала так тихо, кажется, прошелестела губами, – топором, спящего. Сил моих больше не было. Да и боялась я. Зверем был, – и зарыдала в голос, причитая: – Юрочка, Юрочка, прости!
Какое-то время все сидели тихо. Лишь всхлипы нарушали звенящую тишину. Но надо было работать и разбираться дальше с этим делом.
Голубчиков понимал, что все намного глубже и трагичнее. К тому же требовалось установить, кто убил Пряхина, и что он делал во дворе Елизаветы Васильевны накануне убийства. Поэтому взял себя в руки и казенным голосом спросил:
– Гражданка Короткова, чем вы убивали гражданина Короткова?
– Топором зарубила, – ответила та.
– Можете предъявить нам орудие убийства?
– Да, – она встала, подошла к баулу, раскрыла его. Там, завернутый в старую тряпицу, лежал топор с пятнами крови на лезвии и топорище. Не дожидаясь следующего вопроса, сказала: – Я его прятала среди дров в сарае.
– Ну что ж, – все тем же официальным голосом распорядился Голубчиков: – Стажер, составляй протокол изъятия, Ринат, беги за понятыми. А вы, гражданка, рассказывайте, как и почему совершили нападение, – достал бумагу, ручку и приготовился писать признательные показания Коротковой.