Линни: Во имя любви
Шрифт:
Нас высадили на пристани, и вся яркая мешанина, за которой я наблюдала из лодки, стала реальностью. При ближайшем рассмотрении она оказалась вовсе не такой сказочно красивой, какой виделась на расстоянии. Было пыльно и жарко, мы стояли посреди бурлящей толпы, в мокрой обуви, пытаясь перекричать маленький оркестр, приветствующий прибытие нашего корабля, и попрощаться с другими пассажирами, с которыми очень сдружились за время путешествия.
Мне было трудно стоять на земле после нескольких месяцев, проведенных на раскачиваемом волнами корабле. Колени по привычке подгибались, пытаясь удержать равновесие, а голову клонило набок. Я почувствовала, как что-то навалилось мне на щиколотки, и посмотрела вниз, решив, что это выходки моего тела, отвыкшего чувствовать землю под ногами. Я увидела, что у моих ног стоит на коленях молодая девушка — почти ребенок, — держащая одной рукой истощенного голого младенца, а другой протягивающая ко
20
Анна — разменная монета в Индии (до 1957 года).(Примеч.ред.)
Фейт, стоявшая рядом со мной, взглянула вниз и, увидев, что именно девушка держит на руках, начала оседать на землю. Я подхватила Фейт под руку, пытаясь ее поддержать и не зная, что делать с зонтиком и сумочкой. Корсет неожиданно показался слишком тесным. Было очень жарко, мне стало трудно дышать, а от незнакомых запахов взбунтовался желудок.
Вдруг в прикрытое тряпьем плечо девушки уперся острый конец зонта миссис Кавендиш и сильно уколол ее. Девушка выпустила мою юбку и поспешно скрылась среди одетых в брюки ног и развевающихся юбок.
Я тащила Фейт за собой. Ее бледная кожа походила на пергамент. Ярко пламенели волосы, контрастируя с лицом. Миссис Кавендиш следовала за нами, подобрав выроненную Фейт сумочку.
На пристани кишмя кишели люди: несущие на головах груз мужчины в обтрепанных набедренных повязках, которые, как я знала из книг, назывались доути, торговцы сладостями, предлагающие всевозможные товары — от воды до горячего чая, от орехов до бетеля [21] , дети — попрошайки с огромными умоляющими глазами — и облезлые желтые собаки. Везде сидели, стояли или бродили коричневые мужчины, женщины и дети, некоторое из них ели, некоторые спали. Это была движущаяся, что-то лопочущая, дурно пахнущая человеческая масса. У меня закружилась голова. Я никогда не теряла сознания и считала, что только слабые женщины подвержены этому недугу. Но сейчас я боялась, что упаду в обморок, не выдержав удушливой жары и обилия красок, звуков и запахов. Я глубоко вдохнула, стиснув зубы, чтобы прогнать застилающий сознание туман.
21
Бетель — смесь пряных листьев перца бетель — кустарника семейства перечных, с кусочками семян пальмы арека и небольшим количеством извести. Используется как жвачка, возбуждающая нервную систему.(Примеч.ред.)
Неожиданно внимание привлекли выбивающиеся из общей какофонии громкие повизгивания. Я обернулась в поисках источника нового шума. От увиденного мои мысли прояснились.
Над людьми, толкающимися на грязных камнях пристани, возвышался мужчина на роскошной гнедой лошади с черными хвостом и гривой. Он вместе с лошадью завяз в движущейся беспокойной толпе, конь испуганно ржал, выкатывая глаза, и гарцевал на месте, высоко поднимая ноги. Мужчина что-то выкрикивал громким требовательным голосом, но я не знала, обращается он к лошади или к окружающей его плотной людской массе. Он дергал кожаные поводья, стараясь направить коня в другом направлении, но лоснящееся животное продолжало вскидывать голову, встряхивая густой гривой. Если лошадь встанет на дыбы, под ее тяжелыми копытами наверняка окажется чья-нибудь нога, а то и ребенок. У мужчины были густые черные длинные волосы, забавно напоминавшие гриву его лошади. На загорелом лице сверкали белые зубы; я даже различила блеск его черных как смоль, длинных раскосых глаз. Вдруг он подался вперед, нагнулся и начал что-то говорить в лошадиное ухо. Животное немедленно прекратило
— Кто это был? — спросила я у миссис Кавендиш, по-прежнему поддерживая с трудом переставлявшую ноги Фейт.
— Кто, милая? — прищурившись, миссис Кавендиш изучала толпу.
Я указала ей пальцем.
— Вон тот мужчина. Высокий, на лошади.
Несмотря на усталость, возбуждение, толкотню на пристани и замешательство от ощущения твердой земли под ногами, это зрелище — мужчина на лошади, такой одинокий, выделяющийся среди толпы, — каким-то образом помогло мне собраться.
Миссис Кавендиш посмотрела в указанном мною направлении.
— Это патан, он не принадлежит к индийскому народу. Патаны родом с северо-западных пограничных территорий, это за городом Пешавар, на границе с Афганистаном. Они приезжают в Индию ради торговли лошадьми. Великолепные наездники эти патаны — или пушту, как они сами себя называют. Они негласно контролируют б'ольшую часть Афганистана. Это гордый, я бы даже сказала, благородный народ, но индийцы относятся к ним с недоверием. Женщины патанов сражаются с врагами наравне с мужчинами. Странно видеть одного из них так далеко на юге.
— Патан, — повторила я. — Патан из Афганистана.
— Слава Богу, — слабым голосом произнесла Фейт. — Этот мужчина держит табличку с моим именем. Это мистер Уотертоун.
Мы с миссис Кавендиш обнялись на прощание, и я последовала за Фейт навстречу мистеру Уотертоуну. Фейт шла, так высоко подняв плечи, что они едва не касались ушей. Мистер Уотертоун церемонно с нами поздоровался. Это был невысокий мужчина с редеющими волосами и дергающимся левым глазом, из-за чего казалось, будто он постоянно подмигивает. С ним был паланкин, который должен был доставить нас домой. Паланкин представлял собой большие деревянные носилки с потрепанными шторами, закрывающими его со всех четырех сторон; его несли четверо смуглых мужчин, одетых в крошечные грязные набедренные повязки. Фейт занервничала, садясь внутрь и стараясь не смотреть на мужчин, хотя все же украдкой бросала на них взгляды из-под ресниц. Мы с ней сели рядом, на одну из твердых деревянных скамеек, пока мистер Уотертоун давал указания по доставке нашего багажа другим паланкином. Затем он вскарабкался внутрь, задернул все шторы и сел напротив нас.
— О, пожалуйста, мистер Уотертоун, можно оставить шторы открытыми? Мне так хочется посмотреть на Калькутту.
Кажется, моя просьба его изумила, он нахмурился.
— Ну конечно же нельзя, Линни, — сказала Фейт. — Я бы чувствовала себя беззащитной под всеми этими взглядами; и потом, кто знает, какие болезни витают здесь в воздухе? Я хочу побыстрее добраться до дома мистера Уотертоуна. И не только это, — чопорно добавила она, затем прикрылась с одной стороны ладонью и прошептала: — Нам придется смотреть на этих мужчин. Они же почти голые, Линни!
Я вздохнула и выпрямилась на грозящей занозами скамье. Мы начали раскачиваться, когда мужчины положили ручки паланкина на плечи и рысью тронулись в путь. Я прислушивалась к царящему за раскачивающимися занавесками бедламу, жалея, что не могу видеть, что там происходит.
— Патан из Афганистана, — повторила я еле слышно.
— Что ты говоришь? — спросила Фейт.
— Ничего, — ответила я ей. — Просто вспомнила кое-что.
Глава семнадцатая
Когда мы вышли из паланкина, я поняла, что нас доставили к одной из тех белых вилл в классическом стиле, которые я видела с корабля. Дом стоял на широкой улице, которая, как я позже выяснила, называлась Гарден-Рич. Вход в дом и портик перед ним были переоборудованы в подобие навеса. Под этой конструкцией мы сейчас и стояли, защищаемые от солнца ее крышей.
Фейт восторженно сжала мою руку.
— Ну разве это не самый чудесный дом на свете, Линни?
Я же была разочарована. Не знаю, чего я ожидала, но этот большой и элегантный одноэтажный дом ничем не отличался от многих зданий, виденных мною в Ливерпуле. Я обернулась и заметила, что мистер Уотертоун что-то ищет в кучке монет у себя на ладони. Между ним и одним из носильщиков паланкина возникли разногласия. Мужчина в обтрепанной набедренной повязке показывал пять пальцев, мистер Уотертоун качал головой и выставлял вперед три пальца. Носильщик говорил все громче и громче, под конец к нему присоединились пронзительные голоса остальных, подняв настоящий гвалт. Наконец мистер Уотертоун бросил несколько монет на землю и повернулся к шарящим в красной пыли людям спиной. Прошло всего двенадцать месяцев с тех пор, как мне самой приходилось ползать на коленях, подбирая свою плату с грязной мостовой.