Линни: Во имя любви

Холман Линда

— Я не нуждаюсь в вашей помощи, мистер Инграм, — ответила я. — И, как я уже говорила, ваша личная жизнь меня не касается. Меня не нужно подкупать. Я умею хранить секреты. И я вовсе не принадлежу к числу отчаявшихся созданий, описанных вами. Вы заблуждаетесь: я вовсе не горю желанием найти себе мужа.

В манерах мистера Инграма, насмешливом тоне, с которым он говорил о «последнем шансе» и об «улове», сквозило такое снисхождение, что мне захотелось поставить его на место, дать ему понять, что я отличаюсь от остальных.

Внешне он оставался

невозмутимым и даже осмелился улыбнуться. Однако я заметила блеск пота у него на лбу и то, как он машинально коснулся усов костяшками пальцев. Этот жест свидетельствовал о том, что мистер Инграм нервничал. Это придало мне уверенности. Он закинул ногу на ногу.

— Но ведь у незамужней женщины, приехавшей в Индию, не может быть иной цели, или я не прав? О, я знаю, некоторые из вас прикрываются заботой о брате или же утверждают, что приехали сюда для того, чтобы скрасить старость одинокой матери, но мы все знаем правду. Ни одна одинокая женщина не приезжает сюда с иными намерениями, кроме замужества, разве что миссионерки. Может ли быть так, что ваше высокомерное замечание — о том, что вы не собираетесь выходить замуж, — является следствием того, что ваши дела на этом фронте далеко не блестящи? Я просто не мог не заметить, как часто вы сидите одна.

Я выдержала его взгляд.

— Я приехала сюда в качестве компаньонки мисс Веспри.

— И вы собираетесь отправиться обратно в Англию, как только она найдет себе подходящую партию?

Я колебалась. Никто ни разу не спрашивал меня о моих дальнейших планах.

— Нет. Я не хочу возвращаться в Англию. По крайней мере, не так скоро. — Мне просто некуда возвращаться, хотя я ни за что тебе в этом не признаюсь.

— И?..

Мистер Инграм болтал ногой.

— Что вы будете здесь делать, когда мисс Веспри станет мэм-саиб? Несомненно, ей не потребуется компаньонка, когда она найдет себе мужа.

— Я не знаю наверняка. Я… Я подумываю о том, чтобы найти работу. Одно время я работала в библиотеке. И мне это очень нравилось.

Он резко поднял голову.

— Вы работали? И вы верите, что здесь, в Калькутте, все будет точно так же, как дома? Мой Бог, мисс Смолпис! Я никому не скажу о ваших словах. Такая новость подорвет вашу репутацию. Ни одна белая женщина в Индии ни за что не станет работать. И ни одна белая женщина не остается здесь надолго, если ей не удается выйти замуж или если у нее нет в Индии родителей или брата. Безусловно, вам известно об этом, мисс Смолпис. О чем вы только думаете?

Я встала.

— Знаете, мистер Инграм, вы ведете себя слишком грубо. Я не понимаю, почему согласилась поговорить с вами. Мы больше не будем обсуждать вашу… тайну. Я никогда не воспользуюсь тем, что мне известно, чтобы угрожать вам, даже несмотря на то что содомия карается повешением. Мы приложим максимум усилий, чтобы не обращать друг на друга внимания, когда судьба снова сведет нас в обществе.

Он склонил голову набок и прищурился. Когда я встала, мистер Инграм непочтительно остался сидеть.

— Вы снова удивляете

меня, мисс Смолпис. С каждым днем все больше. Откуда вам известно, что содомия — это преступление? И что вам вообще о ней может быть известно? Даже то, что вы знаете это слово…

Я высоко подняла подбородок и направилась к двери.

— В вас есть что-то, что не… — мистер Инграм посмотрел на открытую дверь, — не совсем…

Он снова замолчал.

— …я не могу выразить это словами.

Теперь его улыбка превратилась в кривую линию, спрятанную под усами.

— Я всегда считал, что хорошо разбираюсь в людях. И теперь, как мне кажется, все встает на свои места. То, что вас стороной обходят мужчины. Ваше категоричное заявление о том, что вас не интересует замужество. Так, словно вы не любите мужчин, мисс Смолпис. Да, думаю, в этом все дело, — сказал мистер Инграм, словно удивившись собственной проницательности. — Вы можете пытаться скрыть этот факт, но теперь он для меня очевиден. И мужчины чувствуют вашу неприязнь. Других причин для сдержанности нет. Вы не лишены определенной привлекательности, и, хотя эталоном классической красоты вас назвать нельзя, вы выглядите ничем не хуже остальных девушек. Давайте говорить начистоту, мисс Смолпис.

Я была уже на полпути к двери.

— С какой это стати вы позволяете себе так грубо и непочтительно разговаривать со мной?

В голове у меня предупреждающе зазвенело. Как жаль, что Фейт не заметила моего исчезновения. Где-то далеко продолжала играть музыка. Панкха лениво раскачивалась над головой, а из темноты за террасой донесся крик павлина и последовавший за ним страстный ответ самки.

Мистер Инграм издал лающий смешок.

— Непочтительно? Кажется, вы уже видели меня в самом непочтительном виде, который только можно себе представить.

В этот момент с потолочной балки свалился геккон, приземлившись как раз на рукав моего бледно-фиолетового шелкового платья. Я охнула от неожиданности, пытаясь смахнуть маленькую ящерицу на пол, но та вцепилась в платье мертвой хваткой. В действие вступил мистер Инграм. Он повел себя как истинный джентльмен, не раздумывая. Сделав несколько шагов, он пересек комнату и взял геккона двумя пальцами. Крошечные коготки запутались в тонкой ткани, и, когда мистер Инграм попытался снять его с меня, геккон потащил за собой широкий рукав, который задрался до самого локтя.

Тут мистер Инграм застыл, все еще сжимая в пальцах хрупкое зеленое тельце. Я взглянула на его лицо, на котором застыло забавное выражение. Другой рукой он отцепил безобидную рептилию, осторожно удерживая ее большим и указательным пальцами.

— Забери это, — произнес мистер Инграм.

Из тени выступил мальчик и взял у него геккона.

Я поправила рукав и увидела, что мистер Инграм все еще продолжает смотреть на мою руку странным, задумчивым взглядом. Затем его загорелая кожа посерела так, словно от нее отхлынула вся кровь. На какое-то мгновение я поверила, что он испугался ящерицы.