Лиса в курятнике
Шрифт:
Стало быть не захотела просто.
Ее воля...
Так чего?
Барыньку она строго блюла. А та побаивалась. У бабки только волю получала, оттого и бежала к ней с родного дома что на лето, что осенью. В городе-то болезней тьма. А бабка и радая, привечала. Конечно, кровь-то не водица... с невесткою даже замирилась за-ради такого. От как из паломничества вернулась...
Какого?
Да... как на дом свой съехала, почитай, так и решила. Может, батюшка наставил, может, сама поняла, что с роднею лаяться - дело распоследнее. Вот и поехала,
Надолго?
Так... от почитай с полгода по монастырям и ездила малым поездом, кроме Агнешки еще баб двух взяла, богомолиц... где? Да кто ж их знает. Только Агнешка жалилась после, что ничегошеньки не умели. И в каждом монастыре менялись...
Вернулась?
Так... похудела.
Еще иконок привезла всякоразных и свечек церковных, тонюсеньких, с благословением. И их всем раздала. У кухарки тоже есть, хранится для особого случая, когда надо будет, чтоб молитва крепче стала. Вот... чего еще привезла?
А!
Так батюшку своего... какого? Обыкновенного. Какие батюшки бывают? Собою... так срам какой батюшку разглядывать, хотя слабенький. И лицом скорбный, скособоченный весь. Жалко его, сердешного. Нет, жены у него нету, вдовый, верно. Но хороший, тут при храме службы ведет... барыня-то поспокойней стала, истинная правда.
Молится все.
По храмам-то ей тяжко, а вот при доме... и покои у батюшки свои... кто прибирается? Так Агнешка... и девку при себе взяла, только та немая, а заодно и дурковатая. Ее спросишь чего, так она только глазищами хлопает и мычит, чисто корова...
...вот-вот, внучка после того и вовсе жить переехала. Барыня же скоренько от гувернерки избавилась. Сама учить стала. Чему? Инструменту вот мучить, как начнут играть, так спасу никакого немашечки, собаки и те воют. Еще с иглой сидеть и книги читать заставила. Какие? Так кто ж их знает. Толстые... вот, но девка ничего, терпела... крепко она бабку любила.
Молилась?
А то... еще как...
...во дворец?
Так все ж об том и говорили... тогда старая боярыня крепко на нее разозлилась. Молодой во дворец хотелось крепко. А барыня не пущала. Тогда-то девка и сбегла к маменьке, а от нее на конкурсу, стало быть...
...тут-то о Димитрии и вспомнили.
На кухне появился лакей, и беседа стихла.
...отчего-то у Димитрия сложилось впечатление о Кульжицкой, в девичестве Бужевой, как о женщине весьма преклонных лет, старой и даже дряхлой. Однако той, что принимала его в кабинете, обтянутом зеленым с амарантом штофом, было далеко до старости.
Магичка.
И не из слабых.
Нет, годы прошедшие чувствовались. Они делали женщину... более хрупкой?
Изящной?
Димитрий отметил простую прическу и платье несколько грубоватого кроя, но тем самым лишь подчеркивающее естественное изящество. Ее белые
– Будьте столь любезны, - она подала знак, и женщина в сером, тяжелой ткани платье, возникла перед Димитрием. Возникла словно бы из ниоткуда, и темные глаза ее недобро блеснули, а губы растянулись в неискренней улыбке.
– Передайте Ее императорскому величеству... что мы принимаем ее соболезнования.
Голос дрогнул.
А женщина в сером, надо полагать та самая Агнешка, протянула запечатанный конверт.
– Соболезную...
– Димитрий конверт принял. А боярыня махнула рукой и вяло поинтересовалась:
– Что вам еще нужно?
– Узнать.
Агнешка отступила и... надо же, какое редкостное умение, если бы не наблюдал, не заметил бы, как расплылась женская фигура, сродняясь с тенью. Ишь ты... а поговаривали, будто это знание утрачено. А еще, что оно и к лучшему, ибо слишком уж...
...сложно.
Такого человека не остановят преграды, даже защита дворца окажется бессильной. А если... с виду Агнешка не выглядела хрупкой, сил задушить кого у нее хватит.
Но зачем?
Димитрий вздохнул и вытащил золоченую бляху особого ведомства.
– Падальщики, - с какой-то печалью произнесла Кульжицкая.
– Конечно... значит, она не сама... бедная моя нетерпеливая девочка...
Нетерпеливая?
Интересная характеристика.
Кульжицкая же опустилась в кресло и махнула рукой:
– Агнешка... можешь идти. Действительно можешь идти... простите, она верна мне... с младенчества... знаете, у старых родов свои обычаи.
– Кровной привязки?
– Димитрий сказал наугад, но оказался прав.
– Тогда это было еще вполне себе законно... при наличии договора.
– И он у вас имеется?
– Само собой. Если вам так уж интересно, ее продали родители... низкое сословие, не даром называют его подлым. Матушка служила у нас в доме... не помню, право слово, кем, но она подошла к моим родителям... знала обычай. И получила сто сорок пять рублей.
Вполне приличная сумма, если подумать, правда, младенцу с нее вряд ли что перепало. Разве лишь сомнительная честь стать тенью благородной дамы. Она, в отличие от тех же крепостных, была обречена служить до самой смерти...
– Не думайте, я не обижаю Агнешку. Считается, будто обряд односторонний, но когда рядом оказывается кто-то, кому можно доверять с... гарантией, это сближает. Пожалуй, она мне роднее многих...
– И вашего брата?
– У меня не осталось братьев.
Она коснулась резной камеи.
– И рода не осталось... вам, наверное, сложно представить, каково это... всю жизнь гордиться принадлежностью к чему-то, а после...
– Вы привезли его из своей поездки. Полагаю, вы и ее затеяли лишь затем, чтобы подобрать вашего родственника, не вызывая подозрений. Вы не слишком верили сыну...