Лишний
Шрифт:
Повернулся и пошел к дереву под которым валялся вещмешок. Покопался и выпрямившись повернулся:
—Гретта!
Она вскинула голову, но успела заметить лишь высверк солнца и движение руки хозяина, а потом тяжелый удар в плечо швырнул ее на землю.
—Плохо, женщина, ты совершенно не бережешь мое имущество.
Шуточки. Рукоять небрежно брошенного ножа оставила приличную боль и красное пятно на коже. К вечеру будет великолепный синяк. Гретта осторожно поднялась, нож лежал у самых ног. Обычный хороший рабочий нож в ножнах из кожаного шнура. Значит ничего кроме синяка и не грозило вовсе, а его-то она точно заработала, в лесу ворон считать… не полезно для жизни.
—Одна с трофеями справишься?
На женском лице оторопь удивления вперемешку со счастьем неземным—хозяин великий и ужасный не просто приказ отдал, а заметил и не за задницу ущипнул, не плетью ласково-ободряюще перетянул, а похвалил да побеспокоился! Если бы Алекс завалил ее прямо сейчас на травку и всласть попользовался, удивления было бы на порядок меньше. Рабыня—пыль под ногами. Гретта так и стояла обалдевшим столбиком пока широкоплечая высока фигура потерялась среди деревьев. Тычок мокрым носом в голую задницу вернул ее на землю. Обернулась. Рьянга сидела умильно повиливая роскошным хвостом и хитрющие глаза смотрели чуть в сторону. Тюфячок пушистый да и только, так и тянет про зубки забыть. Затаив дыхание от собственной смелости, Гретта осторожно протянула руку и потрепала лохматую голову. Тюфячок улыбнулся во всю пасть, но женщина уже смело шагнула мимо хуторского ужаса. Привыкший к конкретным задачам мозг уже вовсю пытался прикинуть как резать громадную тушу на куски невеликим кухонным ножом.
“Много думать вредно,”—съехидничал мозг и со щелчком отключился—перегруз функции “удивление”—возле туши лежал средний, как раз ей по руке, топорик. Пришла в себя почти сразу, похоже привыкать начала, и прихватив абсолютно запретный для рабыни инструмент, шагнула к туше. Знакомая несложная работа окончательно вернула женщине спокойствие и хорошее настроение.
*
Дежавю.
Охотничья стрела воткнулась в покинутое Алексом секунду назад место. Все же охотничий лук далеко не автомат и даже не пистоль Макарова. Скорострельность совсем не та и стрела летит куда медленнее пули, на дистанции двести метров свалить старого вояку можно только застав его врасплох. Ветераном себя Алекс не числил, но реакция и чувствительность истинного оборотня вполне компенсировали недостаток опыта, особенно когда стрелок крестьянский щенок с грубой самоделкой вместо лука. Пожалуй даже попади он на такой дистанции, толку было бы ничуть не больше.
“Однако стрела остается стрелой, нападение нападением, а предательство предательством. Или это все же бунт рабов? Так сказать народно-освободительное движение в отдельно взятом хуторе. И надо решать, кто ты, сатрап-рабовладелец или несун счастья народного, певец свободы.”
Это какая же муть в голову лезет пока тело привычно, уже привычно! нашло примеченный ранее ручеек и сбросив одежду принялось наносить маскировочный грим на обнаженное тело. Солнышко уже давно клонилось к земле, через пару часов станет совсем темно. Летом темнеет резко, вот тогда крысеныш и пообщаемся… Гретта доберется уже после полуночи. Наш человек там бы и заночевал, а эта попрет ночью, несмотря на темень. Мясо! Людей кормить надо. А темнота… до дороги Рьянга доведет, а дальше лошадка и сама не заплутает.
Зита притаилась сбоку от калитки. Она сжимала в руке самый большой кухонный нож и ждала смерти… Григовское отродье, дерьмо неблагодарное, возомнил о себе… Она до конца надеялась на лучшее и эта надежда оборвалась со щелчком тетивы пославшей стрелу в хозяина. Оставалось только проклинать себя. Пожалела, не хотела верить, что сынок настолько глуп, что не хочет замечать очевидного, что жадность затмила мозги… Обиделся гаденыш, как же потеря статуса! Сын воина, наследник хутора превратился в раба-землепашца. Предлагала же Лиза напоить наследничка вином с сонной травкой, нет стыдно стало, не смогла признать, что сын такой идиот, надеялась непонятно на что.
Но даже сейчас, проклиная его, она готовилась к последнему бою не только за весь хутор, но и за этого говнюка, что дрых сейчас запертый в амбаре вместе с остальными хуторянами. Она сама врезала ему по башке, сама держала, пока Лиза вливала в расклиненный палкой рот сонный отвар… Сама заперла ворота амбара. В отличии от этого идиота, Зита прекрасно понимала, что Чужак придет после заката, так что не особо торопилась и все сделала аккуратно. Завтра гаденыш очухается и поймет, что надо молчать…
Сразу после заката Зита устроила засаду у калитки. Остался последний бой. Это ее хутор, ее дети и они должны жить, даже этот говнюк, хотя это наверное и неправильно, но Богиня сама женщина и поймет душу матери. Поймет и простит, простит и ослабит гнев Чужака, не даст ему убить ее детей. Зита верила в милосердие Богини и готовилась. Это будет очень короткий бой. Ей нужен всего один удар, прежде, чем Чужак ее убьет или обезоружит. Хороший, точный удар, такой, чтоб рана получилась кровавая, болезненная, но не смертельная. Главное не убить, Чужак должен поверить, что старая баба не удержав жадность и злобу, схватилась за оружие. Девочки не заслужили смерть, а она слишком хорошо знала Грига, и они, и дети имеют право на лучшее… даже ее непутевый сын, видимо ей так и не удалось стать хорошей матерью. Богиня послала им Чужака, значит примет и ее искупление.
Шорох раздался почему-то за спиной, обернувшаяся Зита слепо всматривалась в темноту, когда на плечи обрушилась тяжесть ломая тело, прижимая его к земле. Затем темнота…
Три дня назад
В себя Зита пришла от холодной воды обрушившейся на лицо. Раннее утро. Сильная рука вздернула ее на колени. Натянулась веревка притягивающая связанные кисти рук к спутанным лодыжкам. Больно. Грубые веревки рвут кожу и мясо. Но безжалостная рука заставила умоститься на коленях.
—Смотри, животное.
Перед глазами высокая фигура хозяина затянутая в темную кожу, а за его спиной распахнутые ворота хутора и… Гретта с Лизой. Связанные сзади руки безжалостно подтянуты веревками к воротной перекладине отчего голые, неестественно изогнутые тела судорожно тянутся к земле сбитыми ступнями, пытаясь зацепиться за нее хотя бы пальцами. Другие веревки спутав волосы оттянули головы с гримасами боли на бесцветных лицах.
Остальные хуторяне стоят на коленях сбоку. Не видно только Шейна. Значит это его руки вцепились в растрепанные волосы и заставляют смотреть на тонкий тупой кол с короткой крепкой перекладиной чуть дальше полуметра от вершины.
“Значит кол. Круглый гладкий конец и перекладина укреплена не слишком низко. Не дурак Чужак, далеко не дурак. Это не тупой садист Григ. Умирать буду долго. Если кормить будут, то пару седмиц точно промучаюсь.”
Мысли переваливались в голове тяжело, словно жернова мельницы при слабом ветре. Зита вяло удивилась, мучительная казнь совершенно не пугала, а где-то глубоко угнездилась радость—смерть это страшно, мучительная смерть страшнее стократ, но она все равно неизбежна, а у нее все получилось. Богиня услышала и явила милость. Все целы, Гретта с Лизой конечно огребут, но лучше быть подвешенной для порки, чем висеть с петлей на шее на той же перекладине. Ее же Богиня обрекла на мучения, значит мера ее грехов такова. А может в милости своей великой Богиня назначила ей страдать и за их грехи. А значит их путь станет легче, а радости больше…