Листопад
Шрифт:
– А Вам только комедии, что ли, снятся с участием Луи де Фюнеса?
– сказала Хуршида.
– Да нет, почему? Мне снятся и драмы, и сериалы, и документальные фильмы тоже.
Хуршида смеялась, слушая слова Султана.
– Вы, прям, как барон Мюнхгаузен - сказала она.
– О, был бы я Бароном Мюнхгаузеном!Такой великий мудрец!Этот литературный герой порой кажется мне исторической личностью. Если Вы намекаете на лживость Фона Барона Мюнхгаузена, то я думаю, что Вы сильно ошибаетесь, мадмуазель. Дело в том, что Барон Мюнхгаузен - самый правдивый человек в мире. Да, да и не удивляйтесь.Вот, например, он рассказывает о том, как он спас себя и своего коня, вытащив из болота, схватив себя за волосы, да?Но Вы знаете, он прав. То есть человек сам должен спасти себя, потянув себя к верху за свои волосы, вытаскивая из трясины грехов. Иначе ему, после своей кончины, придется гореть в огненном аду. Человек спасает себя, очищаясь от болотной жижи грехов. Когда Барон Мюнхгаузен говорит, что
– Дааа, сразу видно, что Вы чек начитанный, мудрый как член корреспондент академии наук- улыбалась Хуршида, потом поинтересовалась:
– У Вас, между прочим, королевское имя - Султан! А Султаны правят государством. А Вы почему то работаете трактористом, ездите на старом своем агрегате, поднимая пыль за собой - сказала Хуршида улыбаясь.
– А какая разница между трактористом и султаном, то есть президентом страны? Ведь государство - это тоже трактор, правильно? Вот, например, если я неправильно буду водить свой трактор, то он запросто может сойти с колеи и свалиться в глубокий овраг. Так же, если президент страны неправильно управляет государством, угнетая свой народ, запретив свободу слова и свободную прессу, незаконно продлевая свои полномочия с помощью фиктивных референдумов, выдворяя, скажем, своих оппонентов из страны и фабрикуя против них ложные обвинения, то такое государство тоже рухнет вместе со своим водителем-диктатором в глубокий политический овраг, точно так же, как неправильно управляемый бульдозер. Я, например довольствуюсь куском хлеба.Хожу, где хочу и в любое время я могу уходить туда, куда мне вздумается. Брожу без охраны по тропинке на широких полях, где гуляют ветры. Я останавливаюсь посреди утреннего ржаного поля, где над рожью беззаботно поют жаворонки, весело порхая в воздухе. Могу ночевать на полях, лежа на стоге сена, когда над стогом светит яркий месяц и алмазом горят звезды в глухой тишине. Как хорошо лежать над стогом ночью и слушать журчание воды на лугах, при луне, где колышется море ромашек. Так же я имею возможность и достаточное количество времени, чтобы наблюдать за солнцем на алом горизонте и за медленно поднимающейся луной, внимать пению сверчков и хоровому кваканью далеких лягушек, похожему на шепот. Спать на раскладушке у полевого стана под огромными ивами и тополями, ночью, когда дуют приятные прохладные ветерки, неся запах цветущих маслин.Просыпаюсь утром от громкой дружной разноголосицы птиц, умыватся прозрачной росой, спокойно завтракать, не думая о возможности отравления.Потом сново в путь.Остановливаюсь на миг, только чтобы прислушыватся к печальному зову удода, который доносится из за полей. Живу легко, сбрасывая с плеч все ненужные грузы. Живу в гармонии с природой.
А президенты? Они ни на шаг не могут выйти из своих резиденций без усиленной охраны и передвигаться свободно, как простой человек по городу.Живут с непреодолимым страхом в сердце. Они почти не спят ночью, опасаясь, не поднимет ли бунт разгневанный народ, словно тайфун на побережье океана и с содроганием думают, а не повесит ли их, народ, который не доволен ихней политикой. Сердца их заливается кровью, когда начинают думать о своих чиновниках-подхалимах в своем окружение, которые легко отвернутся от них, когда они лишаются трона султаната, и именно они первым будут поливать их грязью, восхваляя нового султана! Они будут вилять своими задницами перед новым правителем, подобострастно глядя ему в глаза, вскидывая брови и улыбаясь губами, похожими на бутон розы.
Такими мыслями они не могут уснуть до утра. Даже снотворные лекарства им не помогут.
Быть правителем - это все равно, что гореть в аду при жизни.
Так что лучше быть Султаном-трактористом, чем Султанам-правителем - пояснил Султан, задумчиво глядя на бабочку, которая одиноко летала над тропой, заросшей с двух сторон высокой травой.
– Боже, какое хрупкое и нежное крылатое насекомое! Тихо бродит по полю, не шумит, словно живое изображение блаженной тишины. Даже ловить их жалко. Говорят, что они живут всего лишь один день и сильно не горюют из-за этого. Наоборот, рады и довольны. Свою ничтожно короткую жизнь они проводят в радости и спокойствии, летая в безлюдных местах, где нет шума. Летают, как в раю. Потом, не жалуясь ни на что, тихо умирают. Мы даже не замечаем, когда и каким образом они прощаются жизнью. А люди? Они живут относительно долго, но свою долгую жизнь они впитывают в яд ненависти и зависти, ради выгоды убивая своего родного брата, издеваясь над слабыми и малоимущими, угнетая народ и насильно захватывая чужой бизнес, отравляя жизнь другим. Люди воюют между собой, истребляют, убивают детей, уничтожают целые народы сравнивая с землей красивые города, где под обломками погибают ни в чем не повинные люди, сгорают заживо в погребах целыми семьями, на улицах валяются части человеческих тел,
– Да - согласилась Хуршида, тоже не отрывая взгляда от порхающей белой бабочки, которая летала как хрупкий и нежный лепесток цветка белой акации.
5 глава
Танец влюбленных
На следующий день ранним утром Султан с Хуршидой спешили в полевой стан, чтобы вместе встретить зарю, как они договорились вчера. Оказывается, даже девушки становятся храбрыми, когда влюбляются. Любовь придает человеку силу и храбрость. Хуршида торопливо шла по безлюдной утренней проселочной дороге в сторону поля, где вдалеке белели стены полевого стана утопающего в зелени. В тишине она слышала громкие голоса только что проснувшихся утренних птиц, звуки своих собственных шагов, и шуршание подола своего платья. Она обрадовалась, увидев издалека своего возлюбленного парня Султана, который пришел раньше него на место встречи и ждал ее. От волнения сердце Хуршиды стало биться быстрее обычного. Когда она пришла в полевой стан, Султан стоял под белой акацией, словно Дед-мороз под елкой, покрытой белым снегом. Стоял и улыбался, пряча руки за спиной. Самое смешное было то, что он был в черном фраке, в шляпе "Цилиндр" и в белых перчатках. Он стоял, опираясь на посох, словно Пушкин перед дуэлью с Дантесом.
– Ах, кого я вижу! Кого я вижу! Великая княгиня госпожа герцогиня Хуршидаханум мадам де ла Маркиза ла тумбала неже пасе суа э фасеблу манежа!
– громко и торжественно произнес он.
Когда он начал кланяться, сняв цилиндр с головы, и как бы черпая им воздух, то выставляя ногу вперед, то отступая назад с покорно согнутой головой, Хуршида увидела у него в руках пышный букет цветов, предназначенный ей. Она звонко и громко засмеялась, увидев приготовленный веселым трактористом Султаном цирковой номер, чтобы с утра приподнять ей настроение.
– О, бонжуг, мосье Султан де ла Круа же мопьель Аламизон Женегал тге бьен мегси боку муа!
– поприветствовала Хуршида тоже низко кланяясь.Наконец, Султан перестав кланяться по-старинному, присел и, встав на колено протянул букет цветов девушке.
Хуршида взяла букет и невольно стал нюхать цветы, закрывая глаза от наслаждения.
– Ой, какой райский аромат! Какой дивный ностальгический запах! Нежный французский парфюм! Спасибо, мосье Султан де ла Круа же мопьель Аламизон Женегал тге бьен мегси боку муа, за прекрасные розы!
– радостно сказала она.
– Да не за что, госпожа герцогиня Хуршидаханум мадам де ла Маркиза ла тумбала неже пасе суа э фасеблу манежа, нюхайте на здоровье, как говорится, ме фелиситасьён энд, как там... ву зале бьен - сказал Султан, надевая обратно на голову свою шляпу "Цилиндр".
– Где Вы купили эти дивные цветы, мосье Султан де ла Круа же мопьель Аламизон Женегал тге бьен мегси боку муа? За дорого, наверно? За доллары или за узбекский сом? Не стоило тратить такие сумасшедшие деньги на такую дорогую покупку. Меня устраивали бы и дикие луговые цветы - сказала Хуршида, нюхая букет красных роз.
– Да я не истратил ни копейки, ни цента, ни шиллинги, ни стерлинга. Чо я, дурак, что ли, чтобы тратить баснословные деньги на покупку каких то цветов? Короче говоря, иду я как-то раз на рассвете сюда, шурша фалдами своего старинного фрака, который взял на прокат у отца моего друга тракториста, работающего и живущего со своей огромной многодетной семьей и с толстой тещей в театре сатиры и драмы имени Хаджыбая Таджыбаева, спешу на встречу с Вами, бегу через кладбище, чтобы выиграть время. Смотрю, на могильной плите, из-под которой торчал край белого савана, лежит вот этот букетик цветов. Дай, думаю, обрадую за одно великую княгиню госпожу герцогиню Хуршидаханум мадам де ла Маркиза ла тумбала неже пасе суа э фасеблу манежа и, подобрав его побежал сюда...
– сказал Султан тракторист.
– О, Боже, что вы несете, Султан-ака? Какой ужас, ах, какой кошмар! Ах, ты негодяй, мосье Султан де ла Круа же мопьель Аламизон Женегал тге бьен мегси боку муа! Получай! На! На! Обманщик! Да, я сейчас тебя!..
С этим словами Хуршида начала шлепать Султана букетом цветов, как русские шлепают друг друга березовым веником, смоченным кипятком в парилках бани зимой, когда за низким окном воет метель, трепля ветви белоствольных берез.
– О, госпожа герцогиня Хуршидаханум мадам де ла Маркиза ла тумбала неже пасе суа э фасеблу манежа, что Вы делаете?! Перестаньте сейчас же бить кладбищенским веником бедного механизатора нашего колхоза имени Тиллакудук! Вы посмотрите, госпожа герцогиня Хуршидаханум мадам де ла Маркиза ла тумбала неже пасе суа э фасеблу манежа, какой красивый букет Вы испортили! Хорошо что букет не настоящий! А то от таких ударов острые шипы настоящих роз порвали бы в клочья, старинный фрак серебряного века, который я взял на прокат у отца своего друга тракториста, у которого отец работает и живет вместе со своей большой многодетной семьей и с толстой тещей в театре сатиры и драмы имени Хаджыбая Таджыбаева. Я же пошутил! А что, пошутить, что ли, нельзя?! Какая диктатура!
– защищался руками Султан.