Литания Демона
Шрифт:
И розы, благоухая, распускались перед роскошью похоронных будуаров,
Которые манили бледную вереницу лепестков в постели и склепы,
Пряно струящие богатые шелка к руслам порочных и мускусных водопадов, —
Червоточины их черных недр распускались, как чешуйчатые хвосты,
Что увязли в мраморном грехе порочных статуй, ласкающих гроты чресл своих.
Голод плотоядных капканов ублажал розарии удовольствиями объятий, зияющих бездной из лепестков,
Когда
И тела, воспалившиеся искусительными царапинами и надрезами, раскрывающимися, как розы,
Ублажали колючие троны терний, которые окружали рясой из шипов нежную кожу,
Лелея ее, как самого бурного любовника, оголившегося перед лезвиями ненасытных постелей.
Тяга к садистическим наслаждениям совокуплялась с нежностью опасного зверя,
Припадая к его ярой пасти в истоме и благоговении почитателя и палача,
Беснующегося фанатичной яростью, когда любовь захватывала в капкан помешательства
Узурпированные красотой розарии, чьи бархатные целомудрия были унижены агрессией
И втоптаны в грязь, – смешанные с сырым мясом опавшие лепестки роз
Взвивали гнилостное зловоние к распростертым на душистых постелях любовникам,
Чьи тела, слившиеся в агонии, лоснились сукровицей распустившихся на коже ран
И, окунаясь в шелк бутонообразных наказаний, лобзаниями укрощали тиранию страсти.
Одержимые блудными схватками, корчащиеся в извиваниях страстных поз,
Как эониумы, чьи розетки приникали к пестрым шабашам кровавых вакханалий,
Темные утробы плодили змей, изворачиваясь похотью цветущих бутонов,
Поглотивших бордели сада, – их невинность трепетала в эфире, дразня ловушками
Созревшие лепестки, которые жадно внимали вибрациям жал на хвостах, застывших в броске.
Розарии приникали к плоти, желая разорвать ее мягкий оплот колючей греховностью объятий,
И агатовые своды из терний, окунаясь в багрово-алые струи фонтанов, лобызали бутоны,
Трепеща под властью их черных кольев, угрожающе скалящихся наконечниками,
Которые набухали красотой соблазнительных узурпаций и лоснились ранами,
Болезненная воспаленность коих пульсировала на жестких каркасах стеблей,
Томящихся среди пустых развалин постелей, что были сотканы из лепестков роз и стонов, —
Садизмы вырастали на хмеле их сладких капканов, обезумевших от агонической любви,
Которая, вожделея кровавой дани, благоухала, точно казнь, издевающаяся над правосудием.
Окуная точеные руки, обтянутые грубой кожей перчаток, в кровоточащие розарии
И наслаждаясь болезненными уколами вонзаемых в плоть шипов,
Рабы любви, искушенные смертельным приговором, подъятые над бездной из жалящих объятий,
Влачили тяжелые цепи к дьявольским тюрьмам, где похоть их погрязала
В благочестивом изгнании, облюбованном ласками берсерков, что затаили убийство в поцелуях.
Инстинкты, обуявшие багровые ураганы, овладевали потенциями черных стеблей,
Привлекая опасные игрища к невинным бутонам, запретных ласк и лобзаний алчущим.
И роскошь их отравы клубилась в наготе лепестков, обсидиановые тычинки накрывая вуалями,
Когда траур окутывал балдахины жертвенных лож, на которых голодные волки возлегли.
Извергнув из себя цветы и украшенья и чрево медом алчных и жестоких ласк пленив,
Насилия струились багрецом фонтанов, испорченностью блаженные оазисы напоив.
И мягкий бархат мятежа свои заветы расстилал над опьяненностью лобзаний ядовитых,
Когда томящееся вожделеньем жало отравленный нектар соблазном изливало.
Черный рок сквозил над розариями, колющимися агрессивными потенциями терний,
Проникая в сумрачные и похотливые альбионы их выстраданных насилием бутонов:
Они скалились плотоядными пастями, разверзая лепестки в нападении сладострастных корч,
И сад обрывал их мятущийся ярой вакханалией стон, погружая в негу ласковых садизмов
Жаркие объятия и страстные поцелуи, изверженные из убийственно-прекрасных лепестковых ям.
Их распустившаяся ненавистью агрессия, обагренная токсичными гроздьями греха,
Возвеличивала апокалипсис властной, табуированной любви, обреченной на мученическую смерть.
Словно вуали, облачившие в звериную красоту струящиеся фатальной алчностью аппетиты,
Жала фасцинировали покорных влюбленных, заманивая к гибели раболепие агрессивной любви, —
Порочность ее ненасытных, сластолюбиво-жадных до раненной плоти расцветаний —
Как будто алчущий агонии бутон во тьме: чудовищный внутри и привлекательный снаружи.
Наслаждаясь уязвимостью, которая ранила плоть терниями колючих простынь,
Розарии обнажали шелк своих девственных и злых чертогов, облаченных в ад агоний,
И привлекательные бутоны умерщвляли похотью черных, шипастых корсетов
Цветения бурных экстазов – они ловили конвульсивно сжимающиеся лобзания,