Литературно-художественный альманах Дружба. Выпуск 3
Шрифт:
Сергей махнул рукой и ушел.
Через три дня, поздно под вечер, Сергей явился к Когану.
— Я к вам прямо с кружка, — сказал он, улыбаясь и еле переводя дыхание. — Послушайте, что мне дал товарищ Григорий.
Не снимая ватной тужурки, Сергей подсел к столу. Вынув из кармана голубую ученическую тетрадку, он начал читать вслух:
«…Если бы человек был совершенно лишен способности мечтать таким образом, если бы он не мог изредка забегать вперед и созерцать воображением своим в цельной и законченной картине то самое творение, которое только
— Это из ленинской брошюры «Что делать?». Ленин приводит слова Писарева, а потом говорит: «Вот такого-то рода мечтаний, к несчастью, слишком мало в нашем движении».
Лицо Сергея сияло, и он выжидающе поглядывал на Бориса.
— Я с этой статьей знаком, — резко сказал Борис.
— Почему же в прошлый раз, когда мы спорили, вы ничего не сказали о брошюре? — удивился Сергей.
— А почему я должен был об этом говорить? Это первое, во-вторых, — в спорах рождается истина! И, в-третьих, у нас в университете скоро будет студенческий вечер. Хотите пойти?
— Спасибо, — сухо поблагодарил Сергей, очень обиженный таким равнодушием к статье, которая поразила его ясностью и глубиной мысли. Они оба замолчали. Коган понял, что Сергей сейчас уйдет, если как-нибудь не исправить положения. Он изменил тон:
— Меня просили сыграть на скрипке. Не знаю только, что бы сыграть? Посоветуйте, Сергей.
— Играйте «Юморески». Это у вас хорошо получается, — сказал Сергей, пряча в карман брюк тетрадку.
— А может быть, лучше сыграть баркароллу Шуберта? Послушайте.
Вынув из футляра скрипку, Коган начал играть. После баркароллы он играл «Юморески», затем «Цыганские напевы» Брамса. Играл до тех пор, пока в дверь не постучал коридорный и не сказал приглушенным голосом:
— Господин студент, время позднее — соседи спят!..
Сергею пришлось остаться ночевать у Бориса, потому что было неудобно среди ночи будить квартирную хозяйку и беспокоить жильцов.
Утром, когда Коган нежился в постели, Сергей оделся и, взяв полотенце, пошел умываться.
Чтобы попасть в умывальную, нужно было пройти узким полутемным коридором, освещаемым двумя керосиновыми лампами, мимо длинного ряда номерных дверей.
Перекинув полотенце через руку, Сергей шел по коридору.
Не успел он поровняться с лестницей, ведущей в вестибюль первого этажа, как увидел двух жандармов. Они поднимались на площадку, навстречу ему.
— Вы кто такой, молодой человек? — спросил высокий, седоусый, загораживая ему дорогу.
«Что делать?» — пронеслось в голове
— Чего молчишь? — грубо спросил второй жандарм. — Куда идешь?
— Куда? — переспросил Сергей. — За стерлядкой… В буфет.
— Официант?
Сергей молча кивнул головой.
— А скажи-ка, любезный, 43-й дома ночевал? — спросил другой жандарм, пристально разглядывая Сергея.
— Не могу знать! Справьтесь у коридорного, — ответил спокойно Сергей, а сам подумал: «Ишь, чорт, как уставился!»
— Какой же ты, брат, официант, если не знаешь, что в номерах делается?! — усмехнулся седоусый. — Вчера вечером к 43-му кто приходил?
— Помилуйте! Меня публика ждет, — из 15-го номера за стерлядкой послали. Не задерживайте, — перебил Сергей.
Сдернув с руки полотенце, он ловко расшаркался и, не дав жандармам опомниться, с деловитой торопливостью побежал по лестнице вниз.
— Дерзок, каналья! — сказал седоусый. — Ну, чорт с ним.
Официант как официант: и брюки навыпуск, и рубашка со шнурком, и полотенце через руку. Подозрений он не вызывал.
Выскочив во двор, Сергей увидел запряженную в сани лошадь. На санях стояла сорокаведерная бочка и рядом с ней лежал старый армяк, — видимо, кухонный мужик собрался ехать на Томь за водой.
Сергей раздумывал недолго; сунув полотенце в карман и накинув на себя армяк, он столкнул бочку и, вскочив в сани, ударил лошадь кнутом. Она так рванулась, что Сергей еле удержался на ногах.
Время было раннее, и редкие прохожие удивленно оглядывались на мчавшиеся по улице сани, на которых, туго натянув вожжи, стоял молодой парень в накинутом на плечи армяке и с непокрытой головой.
А какая-то старуха, переходя улицу, сказала вслед Сергею:
— Ишь ты, какой горячий нашелся, — без шапки катит!
Полозья с визгом скрипели по морозной дороге, а Сергей всё подхлестывал лошадь и улыбаясь думал про себя: «Не едать сегодня пятнадцатому номеру стерлядки».
Вскоре сани остановились на Тверской улице около зеленого домика Кононовых.
— Ну, спасибо тебе, саврасая, поезжай теперь за водой.
Сергей снял с себя армяк и, бросив его в сани, повернул лошадь по направлению к заезжему двору «Кефалония». Лошадь бойко затрусила по дороге, а Сергей, замерзший до того, что, казалось, ему никогда и не отогреться, побежал в дом.
На его счастье, дома оказался один Иосиф. Он сегодня работал в вечернюю смену.
— Ты что, с ума спятил? По такому морозу раздевшись бегаешь? — удивился Иосиф.
Сергей прислонился к печке и, оттирая замерзшие уши, сказал:
— Ох, Оська! Я сейчас чуть в жандармские лапы не угодил. Знаешь, что было?!
По большим праздникам и царским дням богослужение в соборе свершал сам епископ Макарий.
Так было и 25 декабря.