Литературно-художественный альманах Дружба. Выпуск 3

Погодин Радий Петрович

Франтишек и Антонин шли впереди, а остальные четыре мальчика следовали в десяти шагах за ними, не спуская с них глаз и составляя почетную стражу.

У входа в одну из лавок почетная стража осталась снаружи, а Франтишек и Антонин вошли. В этот момент их охватила дрожь, которую они боялись показать товарищам.

Старьевщик стоял за своей конторкой. Не говоря ни слова, они положили перед ним металлическую коробку, свисток, кошелек, шарики и, как венец коллекции, ножик Антонина. Взгляд, которым они окинули принесенное, не был умоляющим, как он, может быть, был бы у их родителей или у других взрослых, — он был ликующим.

Старик, ничего не понимая, посмотрел на всё это и сердито пробормотал:

— Что это такое?

Он был, видимо, удивлен, и это польстило мальчикам. Действительно, тут было много ценных вещей.

— Что мне с этим делать? — второй раз спросил он сердито. — Уходите отсюда!

Значит, он не понял, в чем дело. Он решил, что с ним просто шутят.

И Франтишек объяснил:

— Это всё продается. Для того и принесено.

Старик хорошо знал людей. Он безошибочно, по голосу распознавал того, кто пришел к нему в первый раз в жизни; того, кто пришел уже не в первый раз; и того, кто никогда больше не придет после отказа, кто охотнее умрет с голоду, чем снова положит свой изношенный костюм на его конторку. А вот голос Франтишека звучал необычно.

— Очевидно, мальчики не нашли другого способа, чтобы достать деньги на папиросы?

— Это

вовсе не на папиросы, — обиженно ответил Франтишек.

— Ах, на кино!

— И вовсе не на кино, — запротестовал Франтишек, задетый такой непонятливостью. — Это для Испании, для испанских детей!

После этого возгласа наступило молчание.

Перед стариком прошли памятные кадры из длинной ленты его жизни. Франтишек уже пожалел, что он выболтал общую тайну. Не надо было говорить ему. Вдруг он позовет полицию. Всё будет конфисковано, и им нечем будет помочь. Дети в Эльге будут ждать напрасно. Франтишек хотел спасти, что было возможно, схватить вещи и бежать.

— Оставь, — строго сказал старик.

И он взял коробку Франтишека и долго ее рассматривал. Глаза двух мальчиков невольно стали умоляющими.

— Так, — сказал он. — Коробка не плохая, но больше двух крон я за нее не даю.

— А это, — он взвесил в руке и ножик Антонина и взгляды мальчиков, устремленные на ножик, — хорошая работа, так… для испанских детей вы говорите… очень хорошая работа — пять крон.

Мальчики затаили дыхание. Там, в Эльге будет большая радость — столько денег они получат, столько денег!!

И старик медленно, по-деловому, вещь за вещью рассмотрел и оценил и кошелек, и свисток, и шарики Рудика. И потом монетами, чтобы было ощутимее и больше, он выложил на конторку двадцать крон.

Перевела с чешского М. Дьяконова

Н. Гольдин

Урок ботаники

Рис. В. Ветрогонского

Урок ботаники идет: В волненье замер класс — В воображаемый поход Повел учитель нас. И встал перед глазами сад, Где под густой листвой, Литые яблоки висят Над самой головой. Мы свято этот сад храним, Мичурин здесь уснул; Четыре яблони над ним — Почетный караул! …Но с нами всюду рядом он, Где нового ростки, Где зашумел лесной заслон, Остановив пески; Где в мае груши, как в снегу, Ветрам наперекор; Где на цимлянском берегу Густым хлебам простор. Мичурин жив! И потому Встают, сплотив ряды, Как лучший памятник ему Плодовые сады. …А за дверьми уже звонок, Его не ждешь — он тут… Как жаль, что каждый наш урок — Лишь сорок пять минут!

Игорь Озимов

Мальчишка

Рис. В. Ветрогонского

Мальчишка рыж, веснущат и вихраст. Он бредит морем, Ходит нараспашку. Спроси его, — он всё тебе отдаст За бляху и матросскую тельняшку. Он скоро встанет, кепку теребя, Смешной и робкий, у ворот яхт-клуба, И влажный ветер, в парусах трубя, Соленой пылью обметает губы. Он с этих пор надолго, по-мужски Полюбит море, Сердцем — не по книжке. А тем, кому фарватеры узки, Мы не позволим помешать мальчишке. Мы не хотим, чтобы из мутных вод За ним следили стекла перископа, Когда он сам впервые поведет Свой теплоход от берегов Европы. И потому на рубежах земли, Подняв стволы внимательных орудий, Несут дозоры наши корабли И к дальномерам наклонились люди.

Е. Серова

Саша — строитель

Рис. В. Ветрогонского

Если ты видишь такую картину: Высится крепость Из камня и глины, Крепкие стены, Двойные ворота — Это строителя Саши работа. Если из досок И тонкой фанеры Строят ребята Дворец пионеров, Саша, конечно, Работает тут! Недаром строителем Сашу зовут Он строит из глины, Из камня, Из жести, Он строит один И с ребятами вместе. Строит, как только глаза откроет, И так вот до самого вечера строит. Саша рассказывал Маленькой Наде: — Выучусь — Выстрою дом в Ленинграде Ты не поверишь, Какой красоты! Ты

не измеришь, Какой высоты! Если наверх добираться пешком, — Выйдешь с утра, а дойдешь вечерком. Поедем На лифте В последний этаж. Внизу — Ленинград замечательный наш. Город в окошке — Как на ладошке. Улицы, Люди — Словно на блюде! Весь Ленинград осмотрели — Хорош! Вот бы Москву поглядеть!. — Ну, что ж! Саша недаром Выстроил чудо: Всё, что захочешь, Увидишь оттуда! Глаз человеческий Видеть не может, — Что за беда! А бинокли на что же? Взяли бинокль Исключительной мощи, Смотрим в бинокль На Красную площадь. Где же?… А вот, Увидал, наконец! Вот он, Старинный Кремлевский дворец. Видно и Спасскую башню отсюда, Видишь, На башне Часы и звезда! Построит ли Саша подобное чудо? Как ты считаешь? Я думаю, — да!

Вячеслав Кузнецов

Мои кирпичи

Рис. В. Ветрогонского

Про всё на свете Знать невозможно, И пусть не знают прохожие, Что в этом корпусе Ладно сложенном, Есть и мои кирпичи. Ну что же!.. И пусть новоселам этого дома, Вселившимся летом вот этим, Даже имя мое незнакомо, Не говоря о портрете. Но смогут они укрыться, согреться И в непогоду, И в стужу… А я одно лишь хочу — Всем сердцем знать, что людям я нужен.

Вячеслав Кузнецов

Маме

Рис. В. Ветрогонского

Мама! Ну, за что тебе такая немилость? Иль у всех матерей одна звезда? Растила. Нянчила. А я вот вырос и выпорхнул из гнезда. И ушел дорогу свою отыскивать, без спросу ушел навстречу ветру. И нас разделило, моя самая близкая, время и километры. Я взял у жизни шинель солдатскую, туго скрутил ее в скатку. Научился ценить автомат и каску И полюбил плащ-палатку. Мама, А помнишь, как я мальчишкой Мечтал о полетах к далеким планетам, Писал стихи, «издавал» свои книжки, И ты меня в шутку звала поэтом? В моей судьбе случайностей нет: В нашей стране, знать должна ты, Каждый солдат в своем роде поэт, И каждый поэт должен быть солдатом. Я только стал разумней и зорче, Постиг марксистской науки недра. И я различу среди лиц, среди строчек, Кто в этом мире мне друг и кто недруг. На мир смотрю я открыто и прямо, — Нельзя Отчизне быть безоружной! Я стал солдатом. Понимаешь, мама, Это мой долг. Это Родине нужно.

Тамара Никитина

Школьным товарищам

Рис. В. Ветрогонского

До звонка шумливое собрание — Наш веселый первый — первый класс… Помните, как затаив дыхание Буквари раскрыли в первый раз? Загляжусь я в очертанья карты: — Ты, моряк, в каком сейчас порту? — Ссорились — делили мелом парту, Вновь стирали белую черту. С каждым днем росли мы, крепли знания, И бежали звонкие года… Будто бы не галстуки, а знамя На груди носили мы тогда. Что с того, что мы уже не дети?! Пусть грохочет труд и жизнь летит! Нам всегда неугасимо светит Дружба пионерская в пути!