Литературные воспоминания
Шрифт:
братом», ложной трактовки ими проблемы народности, национальности и т.д.
Не имея возможности по условиям цензуры прямо нападать на
официальную идеологию, на учение церкви, требовавшей от паствы раболепия, кротости и смирения перед власть имущими, Белинский с еще большей яростью
обрушивался на неофициальное и прикровенное выражение той же самой
идеологии в лице славянофилов. Либеральное же крыло западников видело в
славянофилах, хотя и заблуждавшихся,
Естественно, что эти разоблачения, еще более усилившиеся в критике
Белинского к 1845 году, не могли не вызвать раздражения Грановского и других
западников. Демократическая позиция Белинского шла вразрез с их либерально-
филантропическим отношением к народу, крестьянству. Со столкновением этих
точек зрения мы и встречаемся в Соколове летом 1845 года, о чем рассказывает
Анненков.
По-видимому, эта глава, в отличие от некоторых других, писалась им на
основании заметок, набросанных тогда же в Соколове,— так характерны
обстановка и портреты «друзей» — Грановского, Е. Корша, Кетчера и других. В
конце этой главы Анненков точно указывает и «предмет», вызвавший
раздражение,— то был блестящий памфлет Белинского «Тарантас...», только что
появившийся в июньском номере «Отечественных записок». Споры в Соколове, как описал их Анненков, вращались вокруг той проблемы «взаимоотношений»
образованных классов и народа, которая особенно остро поставлена была
Белинским в этом памфлете.
Белинский «зацепил» в нем не только славянофилов, как принято думать, а
и «гуманных помещиков» в целом. Его разоблачение в лице Ивана Васильевича
не просто славянофила, а «европейцам и «либерала 12-го класса», «европейца, который так гнушается развратным просвещением, либерала, который так любит
толковать об отношениях мужика к барину», не могло не задеть Грановского и
многих москвичей. В статье о «Тарантасе» Белинский едва ли не впервые так
прямо отнес слова «либерал» и «европеец» к славянофилу.
Что же касается обвинений Грановского по адресу всей русской
литературы, которые воспроизводит Анненков, то и они имеют свое объяснение.
Весной 1845 года появилась нашумевшая «Физиология Петербурга»,
знаменовавшая утверждение нового, «дельного» направления в русской
литературе, враждебно встреченного как славянофилами, так и либеральной
«партией». Преследуя подделки под «народность» и «национальность», зло
высмеивая всякого рода «брехню русскую, белорусскую, чернорусскую,
24
польскую, венгерскую, чешскую», как он выражался в одной из рецензий 1844
года, Белинский
«дельное», в том числе и «дельную» книгу для народа, которая не морализует, а
«старается победить в мужике его национальные предрассудки».
Очевидно, все это вместе взятое и вызвало острое недовольство московских
«друзей», Здесь и обвинение Белинского в глумлении над простым народом, и
нарекания за национальную «бестактность», и слова О благодетельном влиянии
условий цензуры на его нетерпимую речь — словом, полный набор того, что
через десять— пятнадцать лет по иному поводу, в иной форме будут говорить
либералы о Чернышевском и Добролюбове. И что особенно примечательно—
Анненкова нельзя обвинить здесь в пристрастии к Белинскому. Если он к кому и
пристрастен, так это к Грановскому, расценивая его выступление против
Белинского как целый «переворот», предвещавший примирение западников и
славянофилов.
Ради такого «примирения» Анненков даже и Белинскому в последний
период его жизни приписал «наклонность к славянофильству». А между тем для
Белинского речь шла совсем о другом, нежели о каких-то «уступках»
славянофилам или «отступлениях» от западнической доктрины, как это
представляет себе Анненков. На первый план выдвигались для него уже в
практическом смысле борьба с крепостным правом, поиски реальных сил и
средств для освобождения от крепостничества не «вообще», а в интересах
«податных» сословий, с обеспечением крестьянства землей. В связи с этим остро
вставал вопрос о помещичьей собственности на землю, о плантаторских
вожделениях дворянства, защищаемых царизмом, и, противоположной им,
«мужицкой», революционно-демократической позиции в решении всех этих
наболевших проблем общественного развития.
Анненков не проводит различия между реакционно-славянофильским и
революционно-демократическим представлением о народе, крестьянстве, а
потому и живой интерес Белинского в это время к проблемам народного быта, в
том числе и к общине, воспринимается им не иначе, как «уступка»
славянофильским воззрениям. В одном из писем к Пыпину Анненков более ясно и
точно, нежели в воспоминаниях, характеризует позицию Белинского в этом
вопросе: «Не то чтоб он почувствовал симпатии к какой-либо части воззрений и
решений славянофильства, но он признал, что самая задача их выставить вперед
народ, хотя бы и мечтательный, и заслониться им,— правильна. Когда мы