Литературный театр
Шрифт:
В этот момент обычно возникаем мысль «делать» спектакль таким образом, чтобы каждый «зверь» в ответ на клич Лося: «Кому рога?» – появлялся из зрительного зала, при этом чтобы каждый последующий – из разных концов зрительного зала (элемент неожиданности!). Тогда весь зал, по сути, становится лесом, все зрители – его обитателями, и форма игро-спектакля принимает ярко выраженный характер. В частности каждый превращающийся в рогатого зверя актёр тут же демонстрирует как-то себя: песня, танец, пластический этюд и т.д. Это становится дополнительным стимулом, чтобы зрители отгадывали, кто перед ними.
Студенты вспоминают, что практически всегда, когда сказка переносится на сцену или экран (в т.ч. телевизионный), в неё включаются вокальные и хореографические номера. Конечно же, лучше если
Следующий вопрос связан с тем, как и когда на сцене появляется Заяц. И тут опять проявляется усиленная склонность к «дословному переводу». Студенты почти всегда «предлагают» Зайцу пробежать по сцене в начале спектакля и сидеть где-то за кустиком вплоть до своей реплики с просьбой дать ему эти рога. Что будет делать Заяц на протяжении чуть ли не всего действия? Как будет воспринимать «актёр» то, что все смотрят на него (а это психологически неизбежно, когда сидишь перед зрителями, ничего не делая)? Все эти вопросы ставят студентов в тупик. И, тем не менее, всегда находится кто-то предлагающий, чтобы Заяц появился впервые на сцене только в этот момент. Кроме того, что избежим бездейственного, да и бессмысленного по существу пробега Зайца по авансцене или по сцене и тем более бездейственного «сидения», мы добиваемся ещё и эффекта неожиданности (специфическая черта театрального зрелища): динамический стереотип мышления диктует зрителям появление еще одного «рогатого зверя», а тут вместо него прибегает … Заяц. Он-то, в отличие от появлявшихся ранее персонажей, должен быть сразу узнаваемым, с заячьими ушами. Другое дело, что в финале спектакля эти уши, вновь появившиеся из-под рогов, которые будут сняты с него, должны быть «вытянуты» или «наращены».
В связи с этим проводится краткая беседа о том, что в большинстве случаев при «переводе» на язык театра меняется композиция произведения.
Но теперь студенты, естественно, задают вопрос о том, как же зрители узнают, что Заяц подслушивал? А ведь это важнейший содержательный момент сказки. И тут же находится ответ: из реплик «рогатых зверей», возмущённых тем, что «в их стан проник чужеземец». Таким образом, получают действие три персонажа, которые, казалось бы, уже своё отыграли. Студенты убеждаются и в том, что при переводе на язык театра, драматургии резко усиливается роль диалога и всегда, даже если диалог пронизывает прозаическое произведение, необходимо создавать новые реплики, новые формы общения.
И, наконец, как изобразить на сцене испуг Зайца, причину этого испуга? Предложение, чтобы с потолка упала шишка («дословный перевод») вызывает смех в аудитории: студенты понимают, что такой «цирковой аттракцион» приведёт к тому, что теперь уже никто из зрителей не будет смотреть на сцену и следить за развитием интриги – все будут ожидать нового подобного же аттракциона. И, естественно, поступают предложения о не «буквальном, дословном» переводе, но о воспроизведении содержательного момента сказки: Заяц труслив и может испугаться чего угодно: удара грома, выстрела, какого-то иного звука. А может появиться и какой-то персонаж (белочка?), который захочет специально «испытать» Зайца на храбрость. Тогда реакция остальных «зверей» не замедлит сказаться в комической сценке. Так что в финальном «хороводе» (назовём именно так концовку спектакля) персонажи будут действовать, да ещё появится возможность сделать финал ярким, занимательным, с использованием музыки, хоровой песенки, пластики – «хоровода».
Последний вопрос: что делает Лосиха? Какова её роль? Существует два возможных решения: либо устранить этот персонаж. либо придумать Лосихе действие, дать какую-то задачу. Это непросто. Таким образом, список действующих лиц (афиша), как видим, в результате создания подробного плана перевода сказки на язык драмы очень и очень отличается от первоначального варианта, предложенного студентами на основе «дословного перевода» (попытки буквалистской инсценировки – по-видимому, с ведущим – от автора, главной фигурой постановки).
Как известно, над спектаклем, кроме актёров и техников сцены, работают и драматург, и режиссёр, и художник-сценограф, и музыкальный руководитель… В школьном театре (впрочем и в колледжном, и в студенческом тоже), как правило, все эти функции выполняет один человек (един в двух, трёх и более лицах). Но даже если эти функции разделены, всё равно драматург представляет себе весь спектакль, в единстве всех сценических компонентов – иначе он попросту не сможет написать пьесу. Другое дело, что потом и режиссура, и сценография внесут, может быть, существенные коррективы в его видение, может быть, спектакль окажется вовсе не таким, каким представлял его драматург. Но не представлять себе будущего спектакля, тем не менее, как уже говорилось, автор пьесы не может.
Итак, определяем сценографическое решение нашего, по сути, уже разработанного спектакля.
Преподаватель сообщает, что в процессе исторического развития театрального искусства – при всём его разнообразии и многообразии – сценография тяготеет к двум способам решения: иллюзионному («как в жизни») и функциональному – отражение самой художественной сути спектакля (чаще всего – постоянная конструкция)*. Студенты понимают, что в условиях школьной сцены иллюзию «взаправдашности» не создашь, как, впрочем, и в условиях сцены профессиональной – после изобретения кинематографа театру трудно соревноваться в этом плане с десятой музой. Одним словом, предлагается выбор сценографии функциональной, но при этом ярко зрелищной. Пьеса – о раздаче рогов, следовательно, делают вывод студенты, главным элементом сценографического решения должны стать рога – в различных вариантах: на манекенах, на болванках для шляп, на вешалках, в качестве вешалок (что часто встречается в прихожих современных квартир), просто в какой-то пирамиде. Здесь, конечно, сценограф должен продемонстрировать и тонкий вкус, и дизайнерскую изобретательность. Место действия – лес – может быть обозначен задником или какими-то деталями (а может и не быть обозначен). А сценическое пространство – это ателье рогов или контора по их распределению. Студенты начинают фантазировать, предлагается поставить зеркало, в которое будет смотреться каждый получатель рогов (вначале он примеряет их – и тут вдруг находится роль для Лосихи, очень уж жаль расставаться с ней некоторым «авторам» сценического решения).
Подводятся итоги: в спроектированном нами спектакле осуществлены те важнейшие специфические черты драматургического произведения, о которых мы говорили в начале занятия: действенность, острая конфликтность, зрелищность, неожиданность.
Конечно, наш «план» – далеко не единственный вариант «перевода» мансийской сказки на язык театра – возможностей масса. Однако самые общие принципы инсценирования мы, кажется, уловили. Остаётся только применять их в других ситуациях. И действительно, на творческих отчётах студенты демонстрируют различные формы «перевода» эпических и лирических произведений на язык театра. Как уже говорилось, бывают и удачи.
Целью всей описанной здесь работы не является воспитание актёров и режиссёров. Цель – воспитание педагога, владеющего различными формами театрализации литературных произведений, которые можно использовать на уроках в школе (на занятиях в детском саду) и во внеклассной работе. Что же касается спектаклей театрального коллектива, то они призваны во взаимодействии с аудиторными занятиями подводить студентов к пониманию творчества писателя в его целостности, приобщать к ценностям мировой культуры, которую творят, по словам историка культуры Л.М. Баткина, «не только те, кто пишет музыку или ставит спектакли, но и те, кто слушает и смотрит – при условии, что это становится для него событием…»*.
ОСНОВЫ СЦЕНИЧЕСКОГО ИСКУССТВА Программа курса (по выбору)
Пояснительная записка
Курс «Основы сценического искусства» изучается во взаимосвязи с общепедагогическими и филологическими дисциплинами, особенно тесно связан с курсами детской литературы и культуры речи.
Курс формирует три компонента-минимума содержания образования, определённые современной дидактикой: