Литературоведческий журнал №39 / 2016
Шрифт:
Государыня заботится о подданных и доверяет им, предоставляя свободу «писать, что чувствуют»:
Монархиня благоутробнаПротивной шествуя стезей,Без грому небесам подобна,Щадя как Мать своих людейВо основание законаЛюбовь со высоты шлет трона;Любовью начинает суд;Дарует своему народуПисать, что чувствуют, свободу;Да сами облегчат свой труд 133 .133
Там же. – С. 25.
Однако этим подданным предстоит еще проделать огромный путь, прежде чем они смогут полностью осознать свое счастье и сделаться его достойными:
Младенец како в рост приходит,Сие он чувствует ли сам?Что в нем природа производит,Приметно ль смертных очесам?Он бдя, крепится, возмогает;Он спя во мужа достигает;И се, сосал кто рождьшей грудь,Течет как исполин в свой путь!МОНАРХИНЯ! Ты тем же следомВедешь Твоих блаженства в храм;Тебе природы образ ведом,В нас деять неприметно нам.Ты знаешь, како нрава в лепость,Доброт во исполинску крепостьНепринужденно нас облечь,Чтоб нам Тебя достойно течь 134 .134
Там же. – С. 135–136.
Императрица представляла пример праведного и разумного поведения, который находился в резком противоречии с обычным для людей образом жизни, строящимся на безудержных страстях, ложных убеждениях и общей инертности:
Когда врагов воюешь, В нас храбра кровь кипит;Когда уста отверзешь, И мудростью дохнешь, В нас вихрь страстей умолкнет, И зиждутся сердца;Зазреет здравый разум, И ложных мнений тучиИсчезнут, яко дым 135 .135
Там же. – С. 136.
В этой связи особое значение приобретали у Петрова нравоучительные рассуждения о греховной сущности человека, который не может самостоятельно бороться со своей натурой. Поэтому наказание порока не имеет смысла: нельзя карать человека за то, что является неотъемлемой частью его природы, иначе на земле просто не останется людей:
Ах, естьли б Небо должнуНа грех пускало месть, Летал бы гром за громом, Тряслася бы земля!И что бы смертны были?Кто праведен пред ним?Так власть земна коль сядетНа строгости престол, И станет крыть суровостьПод тенью правоты, Преобратити можетСеления в пустынюИ в жительство зверей 136 .136
Там же. – С. 132.
Жестокостью нельзя победить порок, единственное средство борьбы с ними – милосердие и сострадание, пример которого демонстрировала Екатерина II:
Слаба доброте страх подкрепа;Он есть отчаянья отец;В поверженных душах свирепаРодится буря наконец.Вотще закон свой меч изсунет, Коль чувства к благу в них не вдунет.Их кара вящее жесточит;Едина милость их мягчит 137 .137
Там же.
В другом месте читаем о том, что жизнь Екатерины – это та путеводная звезда, тот «кормчий», который ведет непросвещенных к свету истины:
Оставя власть тиранамВрожденны страсти намНасильством укрочати, МОНАРХИНЯ! Ты шлешьУзду для оных разум;Он нашим свет стезям, Он кормчий действий наших;Гнушаясь обладатьТолпой непросвещенных, Возводиши наш духКо горню созерцанью, И учит умиляться, Жалеть, и сострадать 138 .138
Там же. – С. 133.
Адресуясь к тому же комплексу представлений о Екатерине II, природе и смысле ее власти, что и Петров, Державин в «Фелице» резко меняет характер оформления этой системы: он снимает батальную тему, столь важную для Петрова, а вместе с тем резко ограничивает религиозно-мистическую проблематику, выдвигая на первый план образы частного и придворного быта и связанную с ним тему личного выбора образа жизни и поведенческого образца. Соответствующим образом меняется стилевая система: «высокому» слогу Петрова противопоставляется слог «забавный русский», и нравоучение оказывается скрыто литературной игрой. В результате возникает парадоксальная конструкция, откровенно архаичная на уровне идеологии и резко новаторская на уровне формы, наследующая Петрову и порывающая с ним.
Державин о Радищеве и Шелехове
В статье осуществлен анализ трех стихотворений Державина (эпиграмма, эпитафия, акростих). Сближены Радищев и Шелехов, познавшие Сибирь, Ломоносов и открытие Америки, восьмистишная строфа и мотив смерти – и пр.
Ключевые слова: стих, акростих, катрен, восьмистишие, реминисценция, линеарность.
Ilyushin A.A. Derzhavin about Radischev and Shelekhov
Summary. The article presents the analysis of three poems by Derzhavin (an epigram, an epitaph, an acrostic). Bringing together Radischev and Shelekhov who had known the Siberia, Lomonosov and the discovery of America, stanza of 8 lines and the motive of death and so on.
Радищев, твое «Путешествие из Петербурга в Москву» похоже на правду, хотя эта книга смела, дерзка и сумасбродна. Смелость и дерзость у нас в почете, – «Парень был дерзким и смелым», как поется в песне. Честь безумцам. Сумароков придумал себе псевдоним «Сумасбродов» – и правильно. Будем дерзновенными смельчаками и отчаянными безрассудными сумасбродами.
Далее по тексту. «Я слышу». Читатель вправе предполагать, что речь тут идет об авторском «Я», о лирическом герое, можно сказать, о «лирическом субъекте», разбираемого четверостишия. Но тут же обнаруживается некий камень преткновения. Мнимые упреки прозвучали почти комплиментарно, и вот слышится ямщичье «вирь! вирь!» – возглас, предостерегающий нерасторопных пешеходов от грозящей им опасности (ср. также «пади! пади!» или «берегись! ожгу!»). По всему видно: автор крамольной «Езды» из молодой столицы в старую поплатился за свой поступок личной свободою, приговорен к сибирской ссылке, Державин же – вслед ему – произносит нечто напутственное, называя Радищева русским Мирабо.