Литерный эшелон
Шрифт:
– По людям? Я не могу! Нажимайте тут!
Андрей лег наземь, прополз под грузовиком. Снизу обзор был не ахти какой: но с броневиков его, верно, тоже было не рассмотреть.
Нажал на спуск: в агрегат стала втягиваться стальная проволока, закрепленная на катушке. Оружие и цель соединила безумная радуга…
Панцерники останавливались и глохли один за другим. Только один все пер вперед. Андрей палил по нему опять и опять.
– Да что же это такое! – ругался он.
Неужели в Германии в другое время разбилась своя тарелка, и теперь инопланетное оружие им нипочем? Но броневик ехал прямо, пока не угодил в воронку и перевернулся на бок. Колеса продолжали лениво вращаться. Андрей отложил инопланетное оружие, поднялся, подобрав брошенную винтовку, и перебежками двинулся вперед. За ним заспешили солдаты.
Осторожность оказалась лишней: броневики молчали. Подобрались к перевернутому. Распахнули люки: оказалось, что погибший водитель упал на рычаг газа, и, поэтому, машина, уже с мертвым экипажем, шла вперед. Этот водитель кого-то смутно напоминал Андрею…
– Иттить его германскую маму. Фарш! Хоронить не выйдет – можно ложечкой соскрести в банки консервные и отправить Красным Крестом назад, откуда явились – в Германию… Чем вы их порешили, ваше высокоблагородие…
– Собирайтесь, надо ехать…
Из леска вернулись смущенные беглецы. Оказалось, что крикнул «Спасайся» давешний штрафник – человек с нелепо скроенным лицом. Ему Андрей глубоко взглянул в глаза, но увидал не раскаянье, а какие-то шулерские искорки. Не сдержав себя, ударил правым хуком, выровнял покачнувшегося противника левым, потом нанес прямой в челюсть, затем – под дых. Обида клокотала в груди, потому Андрей лупил ожесточенно и даже увлеченно. Солдат же молчал, стоя во фронт, лишь, когда град ударов становился нестерпимым, отступал назад на шаг.
На правой руке повис Беглецкий:
– Полно-те, Андрей Михайлович. Сами же сказали: нет времени.
Цугом из двух броневиков вытянули завязший грузовик.
– Кто к нам на броневике приедет, тот, значит, от инопланетного оружия и погибнет, – тихо, чтоб слышали только свои, пошутил Андрей.
Стали собраться в дорогу.
– Надо «самострельщика» подобрать… Храбрый человек был.
В высоких ковылях нашли тело. На груди расстрелянного сидел давешний кот. Андрей думал, что от броневиков он сбежал куда-то в лесок. А он, оказывается, невидимый в траве ходил кругами…
– А-ну брысь отсюда, – скомандовал Андрей.
Было не до кота.
Тот отошел, но совсем недалеко: чужие люди его уже не страшили.
– Эй, да он жив… Жив, чертяка…
– Не может быть.
Пулеметной очередью бывшему вольноперу перебило обе ноги, пробило грудь. Но он жил, правда и безумно мучительно: хрипел, на губах выступала кровавая пена – очевидно было задето легкое.
Генрих Карлович кивнул, открыл свой саквояжик. Попросил спирта на руки, принялся чародействовать. Заметил:
– Все в руце Божей… Но крови много потерял. Надо делать трансфузию…
– Господу надобно помогать. Что за дело такое – трансфузия?
– Переливание крови, – пояснил Генрих Карлович. – Дело у нас почти неосвоенное. Но я давненько экспериментировал… Иногда больные даже выживали.
– Иногда?..
– Да, но я тогда многого не нал, а наука сейчас развивается ну просто стремительно. Я оцениваю его шансы после интерфузии как один против четырех…
– Так мало…
– Без переливания – один к десяти…
– Переливайте, – велел Андрей.
Генрих Карлович взял кровь у раненого, затем – у стоящих рядом… Уже вторая попытка оказалась успешной:
– Вы, вроде бы совместимы. – сообщил он Андрею.
– Раз совместимы – приступайте.
Из саквояжа профессор вынул шприц. Вместо иглы к нему присоединил тройник. К нему – резиновые трубочки с медицинскими иглами на концах. Ввел иглу в руку Андрею, заполнил всю систему его кровью.
– Собственное изобретение… – пояснил он. – вот уж не думал что пригодиться… Ну, с Богом, приступим.
Вторую иглу ввел в руку раненому. Поочередно зажимая трубки, стал перекачивать кровь из тела в тело. Считал каждое движение поршня. Андрей чувствовал как из него вытекает жизнь. Что еще он дает этому человеку: может к нему перейдет толика андреевой везучести? Это же надо: не вышло даже застрелиться по-человечески… А что делать, положим, ежели когда-то удачи не хватит? Становилось сонно, ленно. На него не отрывая взгляд смотрел кот…
Бывшего вольнопера сдали в полевой госпиталь. Выглядел он по-прежнему неважно, находился без сознания. Но помирать явно не собирался: метался, шептал женское имя… Это имя Андрей слышать не желал и только выругался.
– Вот курва…
– Кто? – удивился Беглецкий. – За что вы раненого так чехвостите?..
– Да не его… Но его невесту бывшую. Это же надо было от такого человека отречься.
В госпитале остался и кот. Он занял место на койке рядом с больным и принялся вымурлыкивать болезнь. Доктор хотел его прогнать, но Андрей запретил.
До поры до времени «самострельщику» было о ком заботиться, дать имя… Надо не забыть написать о нем рапорт: теперь ему вернут звание, дадут «клюкву»…
К дирижаблю вернулись к вечеру, грузились уже при свете ламп.
– Как прошло?.. – спросил Сабуров.
– Да все хорошо, видите же… – отвечал Андрей. – Все как обычно. Кровь, чудеса, шпионы…
– Шпионы?..
Андрей просто отмахнулся: не важно.
Около полуночи Сабуров велел отдать канаты. «Скобелев» поднялся в звездное небо и заспешил на запад. Ученые уставшие, но счастливые, попив чаю, расходились по каютам. Андрей остался в кают-компании, принялся писать отчеты. Прервался где-то через час. Прошелся по палубам спящего дирижабля, зашел в радио-каюту. Сел за аппарат… Удивительно, но Джерри не спал. Перебросились какими-то общими словами о начавшемся наступлении. Джерри был от него в восторге, хотел лично отбыть на юго-западный фронт, чтоб увидеть это. Андрей врал, что почти ничего не знает о прорыве. После передал короткую телеграмму Алене и пожелал Джерри спокойной ночи.