Литерный эшелон
Шрифт:
Андрюха недоверчиво хмыкнул: а то он провокаторов не знает.
– Да посмотри же на свои руки – они все в крови.
Пашка скосил взгляд на свои ладони. Они были в соку шелковицы. То, что шелковицу приняли за кровь, Пашке показалось неимоверно комичным. Он захихикал.
– Ты смотри! Он еще смеется!
На улице зашумело – все притихли.
Но это было лишним: то с завода братьев Минеевых возвращались рабочие. На Гнилозубовке коров не держали. Во-первых таких денег здесь обычно не бывало. Во-вторых весь поселок размещался на склоне холма. Домишки лепились здесь плотно один к другому, к склону, так, что хозяин одного дома, попивая чаек мог в окно плюнуть на крышу соседу. И вышеупомянутые коровы просто бы не прошли про узким, крутым и путанным проулкам.
– Шо с ним будем делать?.. – спросил Андрюха.
– Да шлепнуть его, и в реку! – ответил человек, которого Павел видел первый раз в жизни.
Это обидело Павла до глубины души: даже есаул из лагеря не отправлял в расход за просто так, незнакомого человека.
Но следующая фраза вовсе повергла Павла в ужас:
– Только не тут! – затарахтела хозяйка. – Вот возле реки и шлепайте!
– Знаете, что я вам скажу… – задумчиво проговорил Пашка.
Все замолчали, приготовились слушать.
И тогда Павел ударил по лампе, смел ее со стола. Разбилось стекло, немного горящего керосина выплеснулось на пол.
Но анархисту было не до того. Он плечом вышиб раму в маленьком окошке, кувыркнулся через подоконник. Упал на соседскую крышу, с нее скатился в маленький дворик. Сорванная черепица каменным градом посыпалась сверху. Одна больно ударила по плечу, но это Павел это почти не заметил.
Он перемахнул через гнилой заборчик.
– Вон он! Вон он!
Рявкнул револьвер, но пуля прошла где-то выше. Далее – проулками. Вниз к реке.
Улица, камыши. Вода.
Там и остановился, прислушался.
Погони не было.
Идти было некуда.
Ночь Павел провел в городском саду.
Прилег поспать на качели. Ветер раскачивал их, вверху скрипели петли, еще выше летели звезды и кометы. Незаметно для себя Павел заснул.
Генерал в городе
– Обустраивайтесь, голубчики! – разрешил Инокентьев.
Корабль пришвартовался к понтону, с которого имелся переброшенный на пирс мостик.
Профессора сошли на туркестанскую землю, за ними военные. Таковыми оказались лишь двое – Данилин и по-прежнему в штатском генерал.
Инокентьева встречал штабс-капитан, всех остальных ожидал Латытнин – чтоб указать на новые места жительства, выдать ордера.
Андрей по знаку Грабе отбыл со всеми.
Прошлись пол улицам городка. Ощущение было странное: совсем недавно это был город-призрак, без единого человека и огня в окошке. Теперь дома заново обживались, но накопленная призрачность не спешила уходить. Она жалась по темным чуланам, выглядывала из-за углов.
Данилин получил комнату в здании многоэтажном, похожем на какое-то общежитие. А доме имелись трубы водопровода и канализации. Но как сообщил Латытнин, трубы водопровода ни к чему не подсоединены. Впрочем, канализацией пользоваться можно – она впадала прямо в овраг.
Под расписку Данилин получил примус и керосиновую лампу.
Бочки с керосином «Бр.Нобель» стояли в сарае рядом.
– А казаки где? – спросил Андрей.
Дом, похоже, оказался заселен только учеными.
– Они у меня спросили, сколько землицы себе отрезать могут. Я ответил, что в разумных пределах – сколько пожелают. Тогда они сказали, что, пожалуй, будут строить себе дома, а пока поживут так, в палатках. Я уже выписал для них лес и кровельное железо.
– Но тут же ничего расти не будет! Тут же солончаки, я читал – честное слово! Почвы совсем пустые, надобно вносить удобрения.
– Я это самое им и сказал.
– А они?
– А они сказали, что упорным трудом все превозмогается.
Андрею вспомнился сад с абрикосовыми деревьями, которым не суждено плодоносить.
Он проговорил:
– Подобное мне уже приходилось слышать.
– А я склонен им верить. Ну, если я вам не нужен…
Латынин вышел. Андрей осмотрел комнату: рукомойник, кровать, стул, стол, платяной шкаф, тумбочка.
Где-то не очень далеко синело море.
Было видно, как по набережной прогуливаются Грабе и Инокентьев.
– Вы будто бы собирались стреляться? – спросил генерал-майор как бы между прочим.
– Да. Но револьвер дал двенадцать осечек кряду.
– Надо же. Вот он какой – слепой случай. Однако отныне и впредь я запрещаю вам стреляться без моего на то разрешения. Ошибки мы делаем все. И что тогда, после каждой стреляться? Да совсем тогда Россия обезлюдеет.
– Мне показалось…
– А посоветоваться со старшим товарищем вы могли?.. Аркадий, мне стыдно за вас…
И штабс-капитан потупил взгляд словно нашкодивший школяр.
– У нас еще был побег… Двое ушло.
– Я слышал. Их уже ищут – Лещинский идет по следу. А вообще не расстраивайтесь. Что стоят слова двух арестантов против таежного безмолвия? Разве им известно, куда вывезен внеземной аппарат? Я хочу заметить, что у вас просто талант выбирать людей…
– Полагаете?..
– Безусловно! Ведь это вы настояли, чтоб в экспедицию этого мальчишку. Помните этот телеграфный разговор?.. И страшно подумать, чтоб мы без его удачливости делали?..
Вдруг генерал чихнул так, что в носу открылось кровотечение. Он долго стоял, зажимая ноздрю и ожидая, когда прекратит идти кровь.
– Стар становлюсь, – пояснил он. – Кожа становится тонкой.
– К сожалению, я не могу вам предложить вам холодной воды. У нас есть холодильник, который производит лед для камеры с пришельцами. Но воду мы используем опресненную…
– Ничего, ничего… Само пройдет. Но я тут не задержусь – петербуржский климат мне полезнее…
– Странно такое слышать. Обычно говорят наоборот… Вообще я ожидал, что вы почтете нас своим появлением в «Ривьере».