Литерный эшелон
Шрифт:
– Аркадий Петрович… Я жениться намерен… Уже и руки просил…
– Женитесь, это ваше дело. Союз вам и прочие междометия в помощь.
– Вы не одобряете мое решение?
– Андрей Михайлович… Вы отлично знаете мое отношение к браку и женскому полу. Но это ваше личное дело…
Данилин замялся:
– Меж тем, у меня к вам дело…
– Какое же? Хотите от меня отеческого благословения?..
– Почти. Я, как вы знаете, сирота. Мне на свадьбу нужные посаженные родители. Вместо посаженной матери у меня будет тетка – родни у меня более нету. Я бы вас попросил быть моим посаженным отцом…
– Да полно вам! Я же вас старше на десять лет… Ну какой из меня отец даже посаженный?
– У меня ведь дом – служба, семья – это вы. Кого же еще звать?..
На мгновение Грабе задумался, кивнул: да, действительно, некого.
– Верно, много хлопот?.. Я чем-то еще могу помочь?..
Сначала Данилин отмахнулся, но затем передумал.
– Вы не могли бы на свадьбу пригласить кого-то из ваших друзей? В чинах поважнее?.. А то мне будто и приглашать некого. Думал, приятелей по училищу – а их разметало уже по свету…
Но пустячная вроде бы уловка против Грабе не сработала.
Он улыбнулся лишь краешками губ, спросил:
– Что, не сильно вас в новой семье привечают?.. Да ладно, не тушуйтесь. Я же теперь у вас вроде отца, негоже от меня что-то скрывать!
– Да я их не виню и даже понимаю. Кому же охота свою единственную дочь выдавать за сироту круглую?.. К тому же за военного – завтра убьют, и что ей останется? Пенсион?..
– Бросайте грустить! Знаете, я, честно говоря, вами удивлен и восхищен. Вам безумно везет. Вас должны были убить уже раз пять, а вы еще живы! Я думал, что с такой удачей в драках, счастья вам в личной жизни не видать. А вы уже и женитесь… Идет время, растут дети! Ладно, генерала я вам достану.
– Настоящего?
– А то. Генерал от инфантерии! Орденами обвешен как елка шишками – новые цеплять некуда. Правда, под Мукденом получил контузию, поэтому он немного чудной. Но старик славный, в общем.
– Буду признателен.
– Да бросьте. Старик и сам будет рад развеяться… Вы же на той самой женитесь… На москвичке?
– Именно. Весной свадьбу сыграем…
– Весной… Ах. Если бы я знал, что будет следующей весной, история бы мира изменилась. Вот скажите, а если вам не дадут весной отпуск?..
– Тогда я подам прошение о переводе. Я не буду жертвовать семьей из-за инопланетного крейсера.
– Потому у меня и нет семьи. Хотя ладно, получите от меня отческое благословение. С генералом я сам поговорю.
Пашка
Револьверную пулю вытащил доктор, промышляющий незаконной практикой: помощью нелегальному элементу и подпольными абортами.
Прежде чем попасть на стол к врачу, Павел потерял много крови. И, принимая гонорар, доктор совершенно честно предупредил, что раненый – скорее всего не жилец. Да и с больным он особо не возился. Помрет – так не велика потеря.
Но Пашка не то из-за молодости, не то из упрямства и привычки цеплялся за жизнь помирать был категорически не согласен.
Пока молодой человек боролся за жизнь, женщина навела справки. Кем был этот раненый, она приблизительно знала. Но кто стрелял в него? Связалась с анархистами – те отвечали, что по Павлу стреляли, к сожалению, не они.
Зато стало известно, что в городе, откуда они прибыли, появились два сыщика, которые передавали полицейским и жандармам приметы беглеца. Павла искали серьезно, поставили на ноги весь уезд.
Что-то в этом парне определенно было.
– Делать-то что с тобой будем?.. – спросила женщина, когда Павел немного пришел в себя.
Тот пожал плечами и покраснел. Он посмотрел на женщину, спасшую его, на комнату, вокруг, кровать с чистыми простынями… Ощупал бинты над раной, посмотрел на них с гордостью, словно то был орден.
Он понимал, что абсолютно всем этим и своей жизнью в придачу он обязан вот этой женщине. Павел знал уже ее имя: Аделаида.
Аделаида Кузминична была женщиной старше Павла лет на десять – еще довольно привлекательной, но уже пытающейся скрыть морщины.
Ее совершенно не пугало то, что парня ищут петербуржские сыщики – экая невидаль, она сама сейчас тоже на нелегальном положении. Но этот мальчик в ее приключениях скорее обуза.
– Что делать собирался-то?.. – повторила она.
– Думал в Одессу податься. Может в порт пойти, грузчиком… Или на корабль завербоваться…
– Почему в Одессу?..
Павел пожал плечами: этого не знал даже он.
Аделаида Кузминична сидела рядом с кроватью больного. Поддавшись внезапному порыву, Павел вдруг взял ее руку и поцеловал. Сделал это не страстно, а спокойно. Так мать целует в лоб больного ребенка, а офицер или солдат – полковой штандарт.
Но Аделаида вспыхнула. Ее лет пять как уже не целовали даже в ручку. Дама поднялась и ушла. С больным более в тот день не разговаривала.
На поправку парень шел быстро. Придя в себя, смог с помощью Аделаиды добраться до уборной. Через два дня по стеночке проделал этот путь сам, через неделю – уже ходил по комнате.
В душе Аделаиды Кузьминичны творилось нечто непонятное, бурлил какой-то наглухо заваренный котел, готовый взорваться вдребезги и разнести ее мир. И все – из-за этого мальчишки, его дурацки невинного поцелуя.
В один день, придя домой, Аделаида Кузьминична начала собирать сумки.
– Я уезжаю… За комнату заплачено до конца недели. Ну а далее как жить – решать вам…
– Когда уезжаете?..
– Да вот сейчас прямо…
Сердце Пашки рухнуло вниз, куда-то к ногам. Даже показалось: нечто оборвалось в нем, умерло. Но чуть позже, прислушавшись к себе, он понял: пока жив.
– Я вас провожу… – сообщил он.
– Вы так слабы… Да и это может быть небезопасно. Вас, наверняка ищут.
– Я провожу.