Литерный эшелон
Шрифт:
Когда Грабе и Данилин остались наедине, поручик на всяк случай переспросил:
– А генерал точно настоящий?
– Как свадебный пирог на вашей свадьбе.
– А что вы ему сказали про меня?..
– Чистую правду. Что вы мне навроде сына.
Андрей представил свою невесту спутникам:
– Это моя будущая жена: Алена, но можно – Елена. Пока Стиргун, но будет Данилина. Прошу ее жаловать, как вы жаловали меня. Любить вам ее необязательно – этим я займусь.
Грабе мило поклонился:
– А вы та самая Аленка. Я о вас много слышал от Андрея… Думаю он или будет счастлив рядом с вами, или…
– Или?
– Или будет дураком…
…Венчались в Очаково, в церкви Дмитрия, митрополита Ростовского.
Таинство совершал батюшка старенький, по странному стечению обстоятельств похожий на Святого Николая с иконы.
Андрей не видел никого кроме своей невесты, кроме ее сладких уст, огромных, удивительных глаз. Ему казалось, что он парит в сажени над землей. Глаза Алены и правда были чудесными: веселыми, цвета живого серебра.
Граб откровенно скучал, Иван Федорович пускал слезу, Виктор Иванович злился.
Тетка про себя тоже была зла на своего племянника. Хорошенькое дело: после свадьбы получалось, что служанка станет приходиться родственником своим господам.
Затем праздновать отправились в Суково, где и собирались праздновать бракосочетание.
Столы еще были не вполне готовы, и гости разошлись: кто по нужде, кто размять ноги. Мир оказался удивительно тесным: Иван Федорович с генералом служили вместе во время последней русско-турецкой войны. Последний тогда был в чине полковника, и, кстати, Ивана Федоровича помнил.
Аркадий Петрович вдруг остался в одиночестве и заметил, какой изумительный май стоит на сотни верст вокруг. Он задумчиво прошелся по аллеям сада.
Вокруг росли абрикосы, они готовы были вот-вот зацвесть. Но Аркадий подумал, что у них нет никакого шанса. По ночам здесь зябко, вымерзнет весь цвет.
И тут ему навстречу попался Андрей. В руках его была лопата, ладони перемазаны землей. Отставив лопату, Андрей принялся мыть руки в ведре с водой.
– А что это вы в саду копались?.. – спросил вышедший из тени Грабе.
– Да червей думал накопать завтра на рыбалку. А нет их…
– А вы молодцом, Андрей. Врете и не краснеете. Узнаю свою школу. Вы же не рыболов.
– Зато вы рыболов. Хотел вам сделать приятное… Впрочем, червей нет. Попрятались! Зарылись!
– Врете ведь… Ну да ладно. Это будет нашим секретом. У нас их много накопилось.
Вышли к столам. В центре внимания был как раз генерал. Выпивший самую малость Виктор Иванович подобрел: ежели его зять водит дружбу с генералами, то, наверное, не столь безнадежен.
Генерал любил рассказывать историю, коя с ним случилась в Турецкую кампанию. История сия была небезынтересна, но, разумеется, только рассказанная впервые. Однако генерал год от года рассказывал только ее и надоел этим абсолютно всем знакомым.
И не то чтоб генерал этого не знал – напротив понимал преотлично. Но все равно продолжал ее рассказывать – повествование это ему нравилось. В нем он был молодым, красивым и смелым.
Свадьба для генерала была местом благодатным – тут его знали только двое.
– Прошу за стол! – позвала тетя Фрося, которая была на свадьбе еще и вроде шафера, распорядителя.
Должность чужую, скорее мужскую она взяла на себя поневоле. Толку от мужчин-Стригунов не было вовсе, и все хлопоты по устройству торжества тетка взяла на себя.
Недалеко от молодоженов расположилась и ее дружка – Аглая со своим кавалером – тот, вызванный письмом, прикатил из Калуги.
И сейчас, усаживаясь за стол, он, улыбаясь, сообщил:
– У меня тоже есть знакомый – полный кавалер ордена Святого Георгия.
Андрей задумался: за все годы существования ордена Святого Георгия, полными его кавалерами стало четыре человека: все, как на подбор – графы и генерал-фельдмаршалы. Их объединяло еще одно: все они были мертвы.
Данилин спросил: как таковое может быть?
На что был даден улыбчивый ответ:
– Георгиев у него два: четвертой и третьей степени. А вот сложением он действительно полный.
Столов было два: за одним, около беседки пировали те, кто имел к свадьбе непосредственное отношение. У ворот же дома стоял другой стол, на котором всем желающим наливали по чарке водки.
Проходящие мужики, как ни странно не злоупотребляли.
Пили, закусывали, крестились, спрашивали: как звать мужа и жену, дабы за них попросить Спасителя, Богородицу и, само собой, Николу-чудотворца.
– Это, – сообщала Фросина подруга, поставленная при водке, – Профессор Стригун свою дочь замуж выдает. За офицера! Видишь, сколько военных?
– Стригун? Это что, из брадобреев предок? Куафер?
– Да не! Ты что! Стригунок – это жеребенок по-казачьему. Вон, видишь казака? То дед ее!
– Ну дай им Бог здоровья и деток побольше!
Пили и около беседки, произносили тосты.
Играли на гитаре: неожиданно оказалось, что профессор Стригун музыкален: и играет хорошо, и голос у него красивый, баритонистый.
– Где это вы так научились?.. – спрашивали окружающие.
– Да еще в студенчество научился, но забросил. Баловство это, лишь от науки отвлекает. Думал, уже забыл, а руки помнят…
– Это от матери евойной, – пояснял Иван Федорович. – Тоже певунья была, царствие ей небесное…