Литконкурс Тенета-98
Шрифт:
— Добрый день. Мы, кажется, не вовремя…
— Отчего же, Иван, не вовремя? Давайте, оба заходите, садитесь. Вот, бабушка, наша славная молодежь.
Бабушка хихикнула:
— Вы, конечно, будете смеяться, но я их так-таки да, уже знаю. Лесную молву слышала, в чудо-блюдце видела. А ну ка, Иванушка, а ты меня узнаешь? Глюк, не подсказывай!
— Вы, конечно, будете смеяться, но я Вас так-таки, да, узнал. Да и по сказкам я Вас знаю, хотя надо сказать, не с лучшей стороны.
— Об передразнивать старших лучше бы ты таки забыл еще до школы. А сказки — ох, было же да, дело, грехи наши тяжкие…
По тому, как мечтательно Баба-Яга закатила глаза, я бы не
— Вот, Иван, что я имел в виду, когда объяснял разницу между нечистой силой и лесным народом. Впрочем, у вас обоих на лице написано, что вы зашли не просто проведать старика.
— Ты угадал. Ифан нашел пробел ф защите.
— Да? Отменно. Теперь наш друг уж им не воспользуетя.
— Верно, только им ли он пользуется? И не правильнее ли попытаться еще раз на него самого выйти?
— Конечно, только как? — Леший подпер щеку кулаком и водрузил локоть ка стол.
— А вот тут, касатики, таки пригодится мой опыт. Любой проход, любой лаз, любую дыру в любом заборе, любой стене можно заговорить, и на тех, кто в нее полезет, останутся метки. Они сами не узнают что их сглазили, а от нас им уже таки не скрыться, по следу из земли достанем, на части разорвем…
Вы, конечно, будете смеяться, но от как Баба-Яга вновь мечтательно закрыла глаза и пошевелила пальцами, мне таки стало не по себе.
— Нет уж, обойдемся без грубостей, — запротестовал я — А как заговаривают дыру?
— Есть на чем записать?
Хайнер извлек из портфеля сердито гудевшее осиное гнездо прежде, чем кто-то успел его остановить. Я так просто потерял дар речи. Впрочем, вместо того, чтобы наброситься на присутствующих, осы разлетелись по стенам, и обкусав бревна в обычной своей манере, которую легко можно подсмотреть, если только не замахиваться сразу газетой, принялись изготавливать листок бумаги, как ни странно, прямоугольной формы. И как их Хайнер сумел так надрессировать?! Бумага вышла на удивление, такая, что хоть в ксерокс заряжай. Еще пять минут усилий со стороны трудолюбивых ос — и был готов карандаш, причем на грифель пошел уголь из печки. Все это Хайнер торжественно вручил Бабе-Яге, пока осы слетались в распахнутый портфель, куда он смахнул со стола гнездо.
То, что Баба-Яга написала на листке, я здесь приводить не буду. Вопервых, это звучит нецензурно, а во-вторых, это действует, а сглазить уважаемых читателей в мои планы никоим образом не входит.
— И что с этим делать?
— В прежние времена, касатик, достаточно было проговорить это в заговариваемую дыру. А как вам справиться — я уж и не знаю. Таки не понимаю я этих новомодных штучек…
— Ты просто набери этот текст, и в виде сообщения проведи обнаруженным путем, — посоветовал Леший, — Вдруг сработает.
— А если сработает, как его потом найти?
— Потом я его видела в чудо-блюдце. А у вас — вон какие, любодорого посмотреть, — Баба-Яга кивнула на экран компьютера, светившийся в углу.
Простая вежливость требовала, чтобы мы с Глюком посидели, поболтали, выпили чаю (как обычно, от верблюда, который успел за осень выучить несколько русских слов, зато приобрел привычку громко жаловаться на холод и отсутствие любимого сорта колючек), но усидеть на месте Хайнер не мог, в течение всего чаепития у него был такой вид, будто он осиное гнездо убрал не в портфель, а себе за пазуху, и там осы решили восстать против
В тот же вечер мы сделали так, как советовал Леший, благо формат команд допускал словесный комментарий любой длины. Предварительно Глюк слегка поработал над данным Бабой-Ягой текстом, усмотрев там упоминание чудо-блюдца в качестве устройства, призванного показать злодея. Вместо него он вставил имя файла, созданного в моем компьютере. Итак, силки были расставлены, осталось только ждать. — VI-
Не буду утомлять почтеннейшую публику описанием нашего мучительного ожидания, хотя бы потому, что мучительным оно не было, во всяком случае для меня: я искал другие лазейки в системе. На это я убил еще несколько месяцев.
Настал январь, и в лесу намело такие сугробы, что я по достоинству оценил способ передвижения, которым пользовался Глюк: ему не нужно было вообще выходить на улицу, ведь он сам себе в любом месте организовывал люк, по другую сторону которого могла быть точка, географически находящаяся хоть на другом конце Европы.
Хотя он сам обычно так далеко не забирался, чаще всего предпочитая скромное общество Лешего, Дятла, Бабы-Яги, меня и Ежи Сквозняка, магистра прикладной магии из Варшавы. А я-то думал, что в том первом разговоре при нашем с ним знакомстве Глюк просто отшучивался, отвечая на замечания Дятла! Он как-то затащил Сквозняка в гости, а потом и уговорил присоединиться к нам. Ежи явился ценным дополнением к нашему обществу: во-первых он был врач, что называется, Божьей милостью, что само по себе уже не лишне, а во-вторых за обликом угрюмого белобрысого верзилы, темпераментом напоминавшего скорее скандинава, чем уроженца Центральной Европы, скрывался такой же шутник и балагур, как и сам Хайнер. Вот уж верно: рыбак рыбака видит издалека… Вместе они могли бы выступать в цирке, составляя классическую клоунскую пару: Белый и Рыжий. Узнав, что на русском языке означает его фамилия, Сквозняк повадился со свистом просачиваться в щель под дверью, причем делать это под отвлекающий скрип люка, через который готовился свалиться Глюк.
Кстати, в их способе перемещения не оказалось ничего такого уж очень сложного. Как-то хохмы ради они весь вечер потратили на то, чтобы обучить меня, и им это вполне удалось. К сожалению, я не в состоянии описать это словами: тут надо все самому увидеть и почувствовать. Если бы существовало словесное описание, все транспортные компании нашего мира давно бы вылетели в трубу. Я, правда, предпочитал проникать через входную дверь, пользуясь новым самым сокровенным знанием только чтобы не лезть через снега по пояс.
Несмотря на все усилия, больше проколов в системе я не нашел, может быть просто потому, что не успел, ибо наконец настал тот день, когда наше ожидание закончилось.
Меня разбудил стук во входную дверь, с каким обычно являлся Дятел. Странно: почему в такую рань? Я торопливо оделся и вылез на улицу. Брезжило раннее апрельское утро, осевший и утративший свою экологически чистую белизну снег, покрывшийся за ночь крепкой коркой наста, был едва окрашен восходом в розовый цвет. Уверяю вас, весенний сугроб, освещенный утренней зарей — зрелище не менее впечатляющее, чем горы на картинах Рериха, хотя в силу меньших масштабов — гораздо более камерное, скажу больше: интимное, ибо даже стоящему рядом с вами оно предстает в несколько ином ракурсе, поэтому в точности так, как вы, его не видит больше никто.