Литконкурс Тенета-98
Шрифт:
Султан Магрибский, Гарун Аль-Рашид, тот самый, бессмертностью своей способный потягаться с Кощеем, как и подобает джиннам, появился из кувшина, посреди облака едкого дыма, судя по запаху, явно обладавшего антисептическими и инсектицидными свойствами, слегка переходящими в нервно-паралитические. Причем сам кувшин прилетел по баллистической траектории, а пробка из него выскочила в результате удара о землю, как, собственно, и было задумано. Не пошли он заранее предупреждение, можно было бы подумать, что ктото начал против Колхиды военные действия и принялся обстреливать Твиши химическими снарядами. Свиты при нем не было, так что он был просто джинн — сам по себе джинн, да простит меня Эдуард Успенский за навеваемый мотив. Конечно, весьма занятно было слышать в устах Гаруна Аль-Рашида
Индийский правитель Рави Джамму-и-Кашмир Нау-Шах привез с собой десяток слонов, на которых и состоялся его торжественный въезд вместе со свитой в город. Слоновья сбруя была украшена драгоценными камнями с кулак величиной, но это, разумеется, не убавило хлопот по их (слонов) размещению. Как вы понимаете, индусы, как и греки, преодолели большую часть пути простым магическим переносом.
Фамилия Великого Инки Тачанки Кецалькоатль недаром переводится как "Пернатый змей". Как он и его делегация прилетели это было нечто. Представьте себе стаю археоптериксов с размахом крыльев метра три, сверкающих радужно-перламутровым оперением. Хичкоку, когда он снимал своих «Птиц», такое и не снилось. Впрочем, эти не стали нападать на мирных жителей, а напротив, спокойно опустились на центральную площадь и превратились в небольшого роста смуглых людей, облаченных в сверкающие одежды из тех же перьев, и устало отдуваюшихся после утомительного перелета через Атлантику.
Китайская делегация и сам император Ло Хань тоже прибыли по воздуху, но не в птичьем облике, а на летевшем наперекор всем ветрам бумажном драконе. Описать их у меня просто не хватает слов. Скажу лишь: если посчастливится вам побывать в Китае — не поленитесь сходить на спектакль пекинской оперы, это даст хотя бы приблизительное представление о красочности китайской делегации.
Впрочем, если описывать всех, то получится книжка объемом с энциклопедию Брокгауза и Ефрона, что не входит в мои планы. Да я и не сумею их всех описать, ибо человеческая способность воспринимать новую визуальную информацию ограничена. Все эти пышно, торжественно, красочно одетые группы очень быстро слились для меня в одно большое пестрое нечто, рябящее в глазах и не поддающееся анализу. Наверное, так же оглушает и ослепляет рождественский карнавал в Рио-де-Жанейро, впрочем, я там не был, не знаю. На время торжеств население не только Твиши, а пожалуй и всей Колхиды, удвоилось, за счет нескольких сотен съехавшихся сюда делегаций.
Для торжественных прибытий была отведена площадь перед свежеотремонтированным Большим дворцом, причем члены всех ранее прибывших делегаций составляли основной контингент зрителей и ревниво следили за появлением высокопоставленных коллег. Как я понял, это было своего рода соревнование: выпендриться при появлении круче, чем остальные, или по крайней мере не так, как остальные, причем не для какого бы то ни было публичного жюри, нет! У них был свой гамбургский счет, поэтому место и повод не имели особого значения. Нет нужды дополнительно упоминать, что такое шоу увидишь, пожалуй, лишь раз в жизни, а жителям попровинциальному тихой Колхиды и подавно хватило впечатлений на несколько поколений вперед.
Великий князь Колхиды Якуб Хан Шпиндель, по понятным причинам, не смог поучаствовать в конкурсе «Прибытие», но зато, по тем же самым причинам, ему в данном турнире не было равных в номинации "Торжественная встреча и приветствие". В полном соответствии с разработанным им же протоколом, он вместе с княгиней Тамарой и княжной Медико, красочно одетыми в нарядные костюмы, которые в нашем мире увидишь, пожалуй, лишь на фольклорных праздниках, выходил из башни большого дворца и подносил всем вновь прибывшим, начиная с главы делегации и далее по порядку субординации и ранга, огромные, то есть объемом литра в три, богато инкрустированные серебром рога, полные молодого вина. Что это за вино — мы уже знали. Я до того пил такое лишь раз в жизни коллекционный массандровский белый мускат красного камня урожая 1974 года. Раз ощутив его на языке, оторваться невозможно,
Положение обязывало, поэтому без того, что обычно называется торжественной частью, нельзя было совсем обойтись, но отношение князя к таким вещам, кажется, совпадало со среднестатистическим "как это все нудно", поэтому он постарался сократить ее до минимума. Мы тоже оказались в ней задействованы, так что нельзя было улизнуть. Начиналась церемония с краткого вступительного слова, произнесенного князем на латыни, где он, к нашему вящему дискомфорту, превозносил до небес "троицу отважных парней, благодаря которым и стало возможно нынешнее торжество".
А пока он нес всю эту славословящую околесицу на наш счет, от которой у нас волосы встали дыбом, когда мы впоследствии прочитали официальный отчет, мы, ничего не подозревая, снова тряслись в своей избушке, которую нам основательно подновили, даже перебрали сруб, покрасили и покрыли новой дранкой, это, безусловно, явилось положительным моментом во всей истории. Да, так вот, мы тряслись в избушке, вновь въезжая в Твиши с юга, как и две недели назад, точнее инсценируя свой тогдашний въезд, с той лишь разницей, что теперь по обеим сторонам дороги стояла публика, шумно нас приветствуя. Может, кто помнит официальные дружественные визиты тридцатипятилетней давности, приветствовать которые добровольнопринудительно сгоняли студентов МГУ, срывая их с занятий, чему они, собственно, и были, конечно, очень рады, а отнюдь не тем проезжавшим высоким лицам, из «братских» стран, которым они махали розданными бумажными флажками. Здесь у людей флажков не было, но шума они поднимали не меньше.
Наша роль состояла в том, чтобы подъехать к лестнице парадного входа Большого Твишийского дворца, на ступенях которого стояла великокняжеская семья, выйти с Золотым Руном в руках и предъявить его князю в развернутом виде. У князя была какая-то мысль о дальнейшем ходе церемонии, правда он с нами делиться ею не стал. Мы исполнили все в лучшем виде, но вместе с князем Руно подхватили десятки рук. Я грешным делом думал, что его просто торжественно поднимут над башней дворца. Ничего подобного! Вместо этого Золотое Руно поплыло по толпе, люди передавали его друг другу, задавая общее направление движения явно куда-то прочь с площади.
— Что происходит? — спросил я князя.
— Не беспокойтесь, юноша. По нашим древним поверьям, тем, кто хоть раз прикоснется к Золотому Руну, всю жизнь будет способствовать удача. Как я могу лишить их этой возможности? Теперь Руно пропутешествует по всей Колхиде, не миновав ни одного самого отдаленного селения. На всем пути его будут передавать из рук в руки, вот как сейчас. А потом оно снова окажется здесь, и тогда уже мы поднимем его над Твиши, как знамя нашего общего грядущего счастья.
Это действительно было волнующе. Я видел, как к Руну тянулись одновременно десятки рук, но без всякой давки, все строго по очереди. В этой толпе были и стар и млад, матери подносили к нему ручки грудных детей. Полотнище тихо колыхалось на ветру, но его крепко держали по всему периметру, в то же время передавая все дальше и дальше, и все это сопровождалось радостным ревом тысячеголосой толпы, перекатывавшимся в горах многократным эхом, и начисто заглушавшим бравурную мелодию, которую играл сводный оркестр. Но когда мы вылезали из избушки с Руном в руках, ее еще было слышно, и вы поймете мое удивление, поскольку именно это я уж никак не ожидал услышать: по-моему, она называется "Звезды и полосы навсегда," автора не помню, но в США по всяким торжественным поводам ее исполняют весьма часто. Ля, ля, соль-ля-ля соль-ля-ля, соль-ля-ля соль-ля-си, соль, си-соль, фа … Не уверен, что точно воспроизвожу ее мелодию, но Вы меня поняли. Не так удивительно то, что здесь вообще ее знают, как то, что именно она пришлась как нельзя более кстати.