Литконкурс Тенета-98
Шрифт:
— Где я? — спросил он по-английски.
— В безопасности, — ответил я. Поневоле пришлось мне взять инициативу на себя, ибо кроме меня из присутствующих лишь сестрица Аленушка достаточно хорошо знает английский, поскольку закадычная подруга Алисы, знакомой читателям по книжкам Льюиса Кэролла. Забегая вперед, скажу, что и в дальнейшем мне, так сказать, назвавшемуся груздем, пришлось взять на себя труд выступать у парня в роли переводчика.
— А как я сюда попал? — задал он следующий вопрос, впрочем, совершенно безучастно.
— Это как раз мы и хотели бы выяснить, чтобы помочь Вам
— Меня зовут Джефф Сименс, и со мной все в порядке, просто я сошел с ума.
— Это Вы так решили, увидев поющего медведя? Не бойтесь, он замечательный зверь, мухи не обидит. Кстати, он Вас сюда и принес, когда Вы у дороги потеряли сознание. А что было перед этим? — II-
Вот что рассказал Джефф Сименс:
"Я поступил в аспирантуру Университета Карнеги — Меллона, отделение статистики. Приехал к началу летнего семестра, снял квартиру, а там стоял громадный холодильник, ну, знаете, прямо-таки динозавр, наверное, лет шестьдесят как с конвейера. Занимал полкомнаты. Хотел я его передвинуть, тяжелый, зараза, где-то как-то неудачно повернул, чем-то сзади зацепил за ручку двери — порвал какую-то медную трубочку, зашипело
"Ну, думаю, влип. Хозяйка голову оторвет, как узнает, что я его сломал. А кто возьмется починить этакий музейный экспонат, да во сколько это встанет?
"Тут то я и сошел с ума, во всяком случае начались галлюцинации, которые продолжаются и сейчас.
"Из этой проклятой трубочки валил не бесцветный газ, а невообразимого цвета коптящий едкий дым, который вместо того, чтобы улетучиться в форточку, сконденсировался в самого натурального джинна, ну, знаете, как в сказках из 1001 ночи, большого и страшного.
— У, ха-ха-ха-ха! Пятьдесят лет беготни по трубкам — это почище, чем полторы тысячи лет в кувшине! Слушай, вьюнош! Я поклялся, что отомщу за свой плен первому попавшемуся, так что на свою беду ты появился на свет! Я не стану убивать тебя, а переброшу в такое место, где увиденное тобой помутит твой разум. Готовься!
— Постойте, как Вас там, ибн- я сумел вспомнить, каким приемом уходили в сказках от такого рода напасти, — Это что же, Вы в этом холодильнике вместо фреона были?
— Да, был, и больше не желаю!
— Прямо-таки не верится. Не покажете ли Вы, перед тем, как меня перебросить куда Вы там собрались, как же это Вам удалось тут поместиться?
— Ладно, так и быть, у тебя ведь все равно нет паяльника, как у того типа, что меня сюда засунул.
"Паяльника у меня действительно не было, только жевательная резинка, а ведь ею можно залепить все, что хочешь, ну, знаете. Единственно я впопыхах не учел, что надо заткнуть два оборванных конца! Поэтому джинн влез в агрегат холодильника и благополучно вылез, а уж дальше не стал терять времени, взмахнул руками, прорычал что-то такое неразборчивое по-арабски, и вот, земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу, два дня блуждал по этой чащобе, пока наконец не оказался под этим дубом, и не увидел этот дом, который шагал по дороге, а потом на меня напал медведь, который страшно ревел- А теперь вот я вижу Вас, джентльмены, одетых, будто на маскарад, так что просто сам удивляюсь богатству своей больной фантазии-"
Это он так о
Джефф потряс головой, быть может, надеясь, что наваждение исчезнет и он вновь окажется в своей комнате в Питтсбурге, наедине со сломанным холодильником. Я, впрочем, исчезать не собирался, категорически не считая себя всего лишь чьей-то галлюцинацией.
— Насчет богатства больной фантазии — это Вы себе льстите, заметил я, — а вот медведю этому не вздумайте говорить, что он страшно ревет. Обидится до глубины души, а ведь душа у него — чистое золото. Имейте в виду, когда он наткнулся на Вас, он напевал "Отель Калифорния". Точнее, думал, что напевает
— Уж не хотите ли Вы сказать, что и джинн, и Вы действительно существуете?
— А Вы бы хотели, чтобы галлюцинация осознавала, и главное признавала себя галлюцинацией, переступив через собственное самолюбие? Нет, милейший! Впрочем, не Вы первый, не Вы последний, кто испытывал такие вот приступы нездорового солипсизма. Не бойтесь, они быстро проходят, лишь бы котелок варил. А теперь извините, я должен пересказать друзьям наш разговор.
Пересказывал я, разумеется, вкратце, только самую суть. А суть сводилась к тому, что в технологическом мире находится на свободе непредсказуемый, неуправляемый и обозленный джинн, и с этим надо что-то делать, пока не появились новые жертвы.
Глюк аж присвистнул:
— Фот это да! Надо его лофить, наферное.
— Ага, причем если мы на это не вызовемся, нас могут неправильно понять, — добавил я, — составили себе репутацию на свою голову
— Оно конечно, только учти, дорогой: все джинны находятся под юрисдикцией султана Гаруна Аль-Рашида, так что как минимум надо известить его, — возразил Сквозняк.
— Да кто нас будет слушать, сообщи мы хоть о грядущем конце света? — засомневался Камикадзе.
— Нет, полюбуйтесь только на них! — закипятилась сестрица Аленушка — Кто их будет слушать! Это вас-то, чьи фамилии года не проходит, чтобы не мелькали в международных новостях! Обратитесь к князю Остромыслу, к князю Якуб-хану, пусть выйдут на султана на своем уровне, или к Кощею, на худой конец.
— А федь ферно. Дафайте сперфа зайдем к Лешему, пусть замолфит слофечко князю Остромыслу.
— Точно. Пошли, ребята. Аленушка, пусть Джефф у вас посидит пока, оклемается окончательно. Не таскать же его повсюду, хватит ему впечатлений для начала.
Леший, к счастью, оказался дома.
— Ого! Да ко мне целая делегация! Вся честная компания, как в старые добрые времена. И разумеется, неспроста?
— Неспроста. У нас трудности. Точнее, не у нас, а у технологического мира.
Я вкратце рассказал Лешему про Джеффа, и что мы предполагаем предпринять.
— Да, дела- Значит, вам нужно выйти на Гаруна Аль-Рашида. Ладно, сделаем. Только придется подождать, пока я свяжусь с князем Остромыслом. Вы возвращайтесь на аленушкин хутор, а мы с князем туда подъедем.