Ливень
Шрифт:
И когда Санька, вытащив Катю наверх, начинает утешать, она не выдерживает. Заикаясь, проглатывая слёзы, Катя рассказывает всё: как торопилась к отцу, как хотела вместе с ним принести цветы и как теперь ничего, ничего не получится…
Санька слушает не перебивая, потом несколько минут стоит молча, раздумывает.
— Ладно, — говорит он наконец. — Не реви. Если не очень зазябла, то пошли со мной. Цветы я тебе разыщу.
Катя думает, что Санька опять говорит это лишь для утешения. Она, всхлипнув, отворачивается.
— Да-а… Где ты разыщешь?
—
5
Легко и быстро, словно съезжая с горки, Санька двигается впереди. Следов от его лыж на твёрдом снегу нет, и Кате кажется, что Санька совсем не касается земли.
Катя уже разогрелась и немножко повеселела.
— Сань, — спрашивает она на бегу, — я там провалилась… А за тобой иду, не проваливаюсь. Почему?
— Так я ведь гляжу, — отвечает Санька. — Глядеть надо. На открытых местах снег отмякнул, его солнышком расплавило. Там не ходи. А где снег синий, там наст держится, и по нему хоть на возу поезжай.
Катя смотрит, где же синий снег. Его, оказывается, очень много.
Синие тени от деревьев. Синие бока у сугроба. Каждая низинка, каждая лощина залиты синевой. Значит, в лесу было столько дорог, а Катя и не знала!
Пролетев под обвислыми ветвями, Санька выкатывает на поляну и ждёт Катю.
— Гляди, какие зверюхи…
На поляне растут маленькие ёлочки. Их засыпало, согнуло, облепило снегом. Получились толстые неуклюжие зверюхи — не то медведи, не то верблюды. Их припекает солнце, и они плачут — пускают слёзы по бородам из сосулек.
Кате хочется погладить одну из них. Она подходит, чуть дотрагивается пальцами — и тут зверюха взрывается снежным фонтаном. Кверху летят белые хлопья, брызги, радужная пыль.
Катя испуганно вздрагивает. Прямо перед нею распрямившаяся ёлочка отряхивает с лапок последние снежные комки.
— Не даются в руки! — смеётся Санька. Лицо у него стало широкое, доброе, и на нём, как щёлочки, зажмуренные от яркого света глаза.
Вдруг Санька стирает с лица улыбку, наклоняет голову, прислушивается. Катя поскорей тоже отгибает у шапки одно ухо.
В вышине, на голой берёзе, с ветки на ветку капают фиолетовые огоньки. Одни долетают до земли и гаснут, другие дробятся искорками. Катя не сразу догадывается, что это капель. А на самой маковке берёзы суетится нарядная птичка на высоких ножках. Она вертит головой в тёмной шапочке, будто оглядывается, и звонко посвистывает в тоненькую дудочку.
Кате кажется, что птичка выпевает что-то знакомое. Но что? Вроде и понятно, а не выговорить, не передать…
— Слыхать? — серьёзно переспрашивает Санька. — Это синица. Как увидит, что вода с ветки потекла, так и требует: «Винтик-крантик завинтить!»
Катя не может удержаться от смеха — так здорово похоже вышло у Саньки. Санька вытягивает губы и пересвистывает:
— Крантик-винтик?
«За-вин-тить, завинтить!» — обрадованно подхватывает птичка.
— Шалишь! — мотает головой Санька. — Не стану! Вот придёт лето, всю капель завинтит. А меня и не проси…
Синица переворачивается на ветке вниз головой, камешком падает вниз и пропадает в зарослях. Кате становится жалко, что птичка так быстро улетела.
— А про цветы-то и забыли? — Санька огорчённо поводит носом. — Эх, мы!.. Ступай-ка сюда. Гляди!
Соскочив с лыж, он бежит в кусты на краю поляны. Раздвигает корявые чёрные ветки.
Катя наклоняется и видит настоящее чудо. Под кустами снег намело неровно, остались пещерки. Сверху они прикрыты, как стеклом, тоненькими ледяными листами.
Сквозь лёд проникают солнечные лучи. Они нагрели землю, и среди снега, как в парничках, выросла зелёная травка и даже цветы. Они удивительные — искристые, белые, на прозрачных гладких ножках.
Санька крепким пальцем подковыривает лёд, снимает с парничка крышку.
— Сбирай. Только траву не мни, пускай растёт…
Катя становится на коленки и осторожно протягивает к цветам руку.
До околицы они доходят вместе. Там Санька перекидывает на другое плечо вязанку хвороста, говорит:
— Ну ладно. Я огородами проберусь. А то увидит Нонна Петровна, совсем рассердится… Лучше не напоминать!
Вздохнув, он сворачивает на тропинку. А Катя шагает к дому.
На деревне тихо. Вечернее солнце зажгло рябиновый огонь в окошках, жёлтой каёмкой обвело крыши, телеграфные столбы, изгороди. Всё стало мягким, тёплым — приятно смотреть. Катя даже немножко замедляет шаги.
На крыше её дома сидят две вороны. Они распускают крылья, топчутся и — что вовсе неслыханно! — выводят песню. Песня чуть глуховатая, журчащая. Похоже, будто плещет водяная струйка и булькает пузырьками…
Катя устала, проголодалась, но почему-то не думает об этом и ещё долго стоит у калитки. Потом вынимает из-за пазухи цветы и входит в дом.
МАЛЬЧИК С КОРДОНА
Прежде Анна Васильевна никогда не жила в деревне и теперь приехала в Жихарево только потому, что тут работал её сын. Он руководил большой РТС; ему дали просторный дом с садом, но жить одному было скучно. Он вызвал к себе мать и ещё до её приезда подобрал ей хорошую должность — библиотекаря.
Жихарево было старым, в две улицы, селом, построившимся около реки. В центре его стоял двухэтажный кирпичный клуб, в котором и помещалась библиотека.
Анна Васильевна не сразу привыкла к новой жизни. По утрам её будило петушиное пение, шумел сад, и ветки яблонь шуршали и скреблись по крыше, а на улице хлопал кнут и мычали коровы. Анна Васильевна спросонок не понимала, откуда приходят эти незнакомые звуки, долго лежала и прислушивалась, а потом уже вспоминала, что она не в городе. Она вставала, принималась за дела, но это чувство недоумения отчего-то не покидало её, и целый день у Анны Васильевны было такое ощущение, словно она ходит в чужой и непривычной одежде.