Лоенгрин, рыцарь Лебедя
Шрифт:
Рыцари переглянулись, Перигейл сконфуженно замолчал, все почему-то поглядывали на сэра Шатерхэнда. Тот криво улыбнулся, развел руками.
– Ваша светлость, если вы и хотели удивить нас, что взяли простолюдина, то вам… не удалось. Его полное имя – Нильс Шатерхэнд.
Лоенгрин, чуточку ошарашенный, всмотрелся в рыцаря, перевел взгляд на Нила. Теперь только увидел несомненное сходство: те же широкие скулы, квадратная челюсть, широкие прямые плечи.
– Сын?
– Да, ваша светлость.
Лоенгрин в удивлении покачал головой.
– А почему занят таким странным делом? Сыновья рыцарей должны истязать себя в обучении ратному делу.
Шатерхэнд развел руками.
– Ваша светлость, у меня трое сыновей, но двое старших, как говорит сам Нил, умные, а вот он, младший… Нил Шатерхэнд! С детства чересчур хорош в драках, а когда началось воинское обучение, не было ученика, с кем бы не затеял поединка. Так что никто из рыцарей не захотел взять в оруженосцы, хотя род наш старинный, древний, мы ведем его от Кельта, высадившегося на эти берега в седую старину. И еще хочу предупредить, что он слишком дерзок, своеволен и не уважает старших.
Перигейл бухнул тяжело, словно в большой колокол:
– Ваша светлость, Шатерхэнд мой друг, но должен сказать насчет его сына…
– Говори.
– Он потому и держит его здесь, чтобы все время на глазах. Иначе тот натворит дел.
Лоенгрин выслушал, на лбу собрались морщины. Нил оставался на коленях, смотрит снизу вверх, как верный пес, умоляющими глазами. Рыцари ждали настороженно, наконец Лоенгрин ответил со вздохом:
– Ладно, что сделано, то сделано. Старших уважать, конечно, надо. Но бывает и так, что у старших только длинная седая борода, ума же как у молодого конюха. Конечно, уважать и таких надо, но иногда они требуют к себе уважения… слишком уж. Я возьму этого Нила оруженосцем. Он смышлен, силен, работоспособен, наблюдателен. А рыцарскому искусству обучу! Гораздо труднее обучать рыцарским манерам.
Сэр Шатерхэнд все еще в сомнении качал головой. В его глазах Лоенгрин видел сдержанную радость, сын пристроен в оруженосцы, да еще так удачно, но там же читается и сильнейшее беспокойство. Похоже, Нила гораздо легче обучить рыцарскому искусству, чем изящным манерам.
Он кивнул Нилу:
– Все понял? Выполняй.
Парень вскочил и пропал из виду, только пыль взвилась. Перигейл пошел рядом с Лоенгрином, вид у его таков, что готов выслушивать указания, и Лоенгрин проговорил с неловкостью:
– В общем, будем думать, как сообща сделать Брабант сильнее и богаче…
Перигейл ответил почтительно:
– Все верно, мой лорд. И мудро. Нужно только не забывать, что когда делается что-то сообща и вместе, это значит, что один сидит на тяжело груженной телеге, держа в руках вожжи, а остальные ее тянут. Этих, что тянут, кормить надо мало, только чтоб не подохли, а стегать много, чтобы тащили бодрее.
Лоенгрин ужаснулся:
– Сэр Перигейл! Вы говорите оскорбительные вещи!
– Для кого? – удивился Перигейл. – Я сам среди тех, кто тащит. А как иначе? Если тот, у кого вожжи, бросит их и тоже впряжется с нами наравне, то мы тут же либо затащим в болото, либо рухнем в пропасть! В лучшем случае завалимся на обочине… И там, где должна быть крыша, весело завертятся колеса на радость проезжающим мимо, они-то вожжи держат крепко и управляют строго, без поблажек, ибо любой шажок вправо или влево способен опрокинуть тяжело груженную телегу.
Лоенгрин прикусил губу.
– Не нравится мне в этом что-то, – сказал он наконец с сердцем, – нечто очень несправедливое чувствую!.. Все люди от Адама и Евы!
– А также от Змея, – напомнил Перигейл.
– Каждый христианин душит в себе голос Змея, – возразил Лоенгрин. – И все мы равны перед Господом!
– Но не друг перед другом, – снова напомнил Перигейл. – Земледелец Каин убил скотовода Авеля всего лишь за то, что тот пускал свои стада в его посевы, а они были родные братья!.. Что уж упоминать про ту родню, что и говорит на разных языках… Есть рабы по природе, зачем становиться с ними рядом?
– Все люди, – отрезал Лоенгрин, – братья!
– Братья, – согласился Перигейл. – Вот и заботьтесь о своих братьях, не выпуская вожжей. Такими братьями надо управлять, чтобы не сломали себе шеи на обочине, крепко пороть, если устроят драку и побьют невиновных, а то и вешать, если кого убьют или ограбят… Ибо хоть и брат, но чтоб другим неповадно, а то иные братья увидят, что за убийства и грабежи не наказывают, и пойдут убивать и грабить всех подряд… Ваша светлость, в помощь заповедям «не убий», «не укради» нужно построить хорошую виселицу! Тогда заповеди работают лучше.
Лоенгрин сказал резко:
– Уж без нее как-то обойдемся!
Перигейл кивнул:
– Верно, ваша светлость. Я тоже полагаю, что это слишком уж… Проще вешать прямо на деревьях.
– Сэр Перигейл!
Перигейл поклонился.
– Ваша светлость, я очень хочу, чтобы вы у нас прижились и были герцогом. Но вы все-таки должны помнить, что очень хорошим людям достаточно один раз сказать в детстве «не убий, не укради», и все, просто хорошим нужно несколько раз повторить, а для остальных необходимо поставить на видном месте виселицу, и они тоже запомнят эти «не укради, не убий» и детям своим будут говорить, чтобы не убивали и не воровали…
– Какой ужас…
– Для властителя неважно, – сказал Перигейл настойчиво, – по нравственности или по страху подданные не убивают и не грабят, он имеет дело с огромным стадом. И вам нужно будет охватывать взором весь Брабант и все тысячи и тысячи людей в нем, хороших, не очень, добрых и недобрых, простодушных и хитрых… И все время помнить, что телега у вас нагружена тяжело, везти нужно хоть и быстро, но осторожно…
Лицо Лоенгрина становилось все печальнее. Похоже, подумал Перигейл с сочувствием, вырос в глуши, в рыцари возведен недавно, если настолько наивен… Явно воспитывался в монастыре, слишком уж хорошо знает Святое Писание и вообще чересчур светел…