Лондон в огне

Валин Юрий Павлович

— Вроде здоров принц. Вообще-то он уж лет пять как преставиться должен. Тут у нас явное отклонение от центральной исторической ветки.

— Ты меня не путай. Развели веток-кустов разных реальностей, розарий какой-то бордельный, а не жизнь. Хотя с другой стороны, любопытно. Значит, не умер наш Альберт? Может, предупредить по-человечески, усовестить? Так и так, вы. Ваше Величество, уже пятый год как под камешком должны лежать, зажились малость, одумайтесь.

— Он болел, но выздоровел, — Катрин, сложила газету. — Ничего против не имею, мужчина вроде бы приличный, но

немного странно что жив.

— Вот и я говорю — подозрительно. Может, ему хвост вживили или еще что-то? Надо колею истории на место поворотить. Для порядку.

— Хвост — это вряд ли. Хвосты жизнь редко удлиняют. Возможно, принцу иные, менее экстравагантные медицинские методы помогли. Но это не повод его спешно ликвидировать. Может, он вообще не в курсе агрессивных планов.

— «В курсе, не в курсе»… Чем меньше принцев, тем понятнее обстановка.

— Здесь тебе не там. Этак на нас вся империя обозлится. И будет в чем-то права. Имеет смысл попытаться договориться по-хорошему.

— Тухлое дело, — вздохнула Лоуд. — Вы, люди, упрямые, куда там муравьям. И словно специально вас кто-то разводит, всякой дрянью подкармливая.

— Не обобщай.

— Кто обобщает? Вот увидишь — Оно право. Курить будем?

— Вчера курили. Вредное это развлечение, — сумрачно проворчала начальница.

— Вонь нужна. Для конспирации. Да и тебе полегчает.

Катрин вздохнула.

Сидели у распахнутого окна: пустырь уже истаял в ночной тьме. Звезд не видно, низкое лондонское небо стало еще ниже, канава и дома утопали в сгущающемся тумане. Проплыл где-то над железнодорожными путями дирижабль — луч его прожектора вздрагивал и нырял в пелене этакой гигантской, призрачно-заблудшей храмовой колонной.

Лоуд неспешно попыхивала трубкой — табаков имелось много, пробовать любопытно — сегодняшний вкус степной горчинкой отдавал. Катрин не устояла, вынула сигару, чиркнула спичкой, ловко пряча огонек в ладонях — элегантная лесная манера.

— Как там наш Енот? — вслух подумала Лоуд следя за клубами дыма, выползающими за подоконник.

— Надеюсь, завтра узнаем, — начальница вышла в гостиную, потушила рожки ламп, уже ощупью нацедила рюмочку джина — исключительно для подчеркивания вкуса сигары. Опять же манерничает. Бухнула бы стаканчик-другой, спала бы лучше.

Снова смотрели в темноту. Было слышно как прокатил по Пламберс-роу припозднившийся автоматон, и снова тишина, оттененная далеким дыханием огромного города. Едва слышно потрескивала старая мебель, ступеньки лестницы. Лоуд слышала крадущиеся шаги внизу, бормотание, щелчок задвижки…

— Грешат, — Лоуд махнула чубуком трубки в сторону лестницы. — Вот не пойму, и отчего Анди кого получше не найдет? Молодая, на мордос гладкая, с виду ест не сильно много — чего хозяина не поменять-то?

— Да уймись ты. Как бабка старая, да простят меня боги. Все ненужное слушаешь. Будто своих дел нет.

— Что ж мне уши затыкать, что ли? Бум-бум, шу-шу, ах-ах… Да и какие у нас дела? Завтра дела будут. Вот, и снаружи опять шныряют. Видишь?

— Вижу. Допечет меня этот пустырь суетный.

Пустырь на задворках Гринфилд-стрит действительно

оказался на редкость беспокойным: то полиция мертвяка отыскала, все облазила, потом какие-то неприятные типы шлялись — по ухваткам опять же шпики. Тощий сопляк который день вдоль канавы рыскал — этот как на работу заявлялся, утром, да потом еще и под вечер. Лоуд полагала, что хиляк лягушек пытается ловить — подкормиться ему явно не помешает. Катрин, что между короткими прогулками и изучением газет, посматривала на пустырь в малую дальнозоркую трубу, говорила, что мальчишка — поехавший умом гео-лог — грязь в баночки собирает. Ночью по пустырю тоже тени шмыгали. Но там хоть понятнее: местные воры, бродяги, да еще какой-то красавец-блудодей к одинокой бабенке в гости регулярно наведывался. Кстати, надо бы в тамошнюю лавку заглянуть — Лоуд дважды мимо проходила, да недосуг был, хотя витрина любопытная: словно из чьего-то мешка памяток туда щедро натрусили.

— Хорош, — начальница аккуратно затушила сигару. — Для запаху хватит, а курить нужно бросать.

— Бросай-бросай, — одобрила Лоуд. — Иди отсюда и бросай. Сидит в спальне у брата и дымит — вообще никаких приличий. Парик вон не забудь.

— И попалось же в напарники жутко занудное Оно, — Катрин подхватила парик, рюмку…

— Ступай-ступай, хватит сквозняки устраивать, — ободрила Лоуд, плюхаясь на кровать.

— Кстати, ты такого господина економиста и политика, звать его Марксом, знаешь?

Начальница поперхнулась:

— Кого?!

— Маркс. Зовут Карлом. Мы с ним сегодня международное товарищество учреждали.

Начальница швырнула парик на кресло, вышла. Лоуд озадаченно прислушивалась — чего это она?

Светлоледя вернулась с бутылкой, хлебнула из горла, сжала в зубах только что потушенную сигару и промычала:

— Давай по порядку.

— А чего я такого сделала? — осторожно уточнила Лоуд. — Я ж только от лица островного населения. Мы пролетарии или нет? Имеем полное право…

Поспать Лоуд все же успела — коки-тэно не так уж много отдыха нужно. А разговор вышел интересный. Может и самый интересный из тех, что морскому оборотню выпадали. Это ж, ш… чертт знает какая история из собрания в Сент-Мартинс-Холле потом разрослась. Удивительное дело — с виду-то так, ерундовина. Хотя нюх не прокуришь — не зря Лоуд поприсутствовала и слово свое сказала. Пусть Катрин и права — не доросло еще иномировое самосознание до коммунистического Интернационала. Но масштаб-то, масштаб… Это вам не принцу жизнь укоротить или какой городишко сжечь. Эх, запоминающийся день был!

Когда катили в кебе к «Брент Каледон Кросс», Светлоледи не выдержала:

— Слушай, подари перо. Тебе ни к чему, а у меня всякие воспоминания с марксизмом связаны.

— Между прочим, я говорила, что у каждого свой мешок для памяток имеется. И нечего ухмыляться над откровенными оборотнями — мы хоть мешок открыто носим.

— Ну, допустим. Определенная разница в масштабах коллекционирования отмечается, но к чему нам спорить. Так что, зажмешь перышко?

— Я-то? Да что я тварь какая жаднючая? Подарю. В обмен на что-нибудь интересненькое.