Лопе де Вега
Шрифт:
«„Безумная“ приехала с Санчесом, — пишет он, — и со всей труппой из Барселоны. На земле и на суше они играли пьесы из их репертуара, причем некоторые из них очень способствуют росту моей славы. „Безумная“, пришедшая меня повидать, поручила мне сообщить Вам, что у Вашей Светлости есть здесь рабыня. Я исполняю ее просьбу, умоляя поверить мне, когда я заявляю Вам, что она не была причиной моего путешествия. Я уже месяц здесь, тогда как она находилась в Барселоне». Что это, благая ложь? Без сомнения. Как бы там ни было, женщина вновь проникла в жизнь Лопе, увлекая его в путешествие по дорогам, что на сей раз едва не стоило ему жизни. Кстати, как уверяли некоторые, эту актрису незадолго до того видели с Марселой, дочерью Лопе, на одном из праздников. Обе они стояли у окна, снятого ради такого случая, и смотрели, как мимо них проходил с процессией Феникс в расшитой золотом ризе, неся святую реликвию.
Это было как раз то время, когда Лопе без устали повторял всем и каждому, кто только соглашался его выслушать, что «нет ничего выше
Прозвище «Безумная», бывшее несомненным определением грубости, резкости и неуправляемости нрава его обладательницы, указывало, в чем сегодня сходятся все исследователи, на знаменитую актрису Лусию де Сальседо, чей портрет написал Салас де Барбадильо. Эта женщина, обладавшая невероятно пылким темпераментом, прославилась естественностью своей игры на сцене и пикантным, соблазнительным, сладострастным характером своих танцев. «Одна только кожа ее лица источала столько же любовного яда, сколько весь блеск красоты ее тела. Ее глаза, чья голубизна соперничала с голубизной небес, смотрели вызывающе. Рот, чуть крупноватый, казалось, специально был создан таковым, чтобы все могли по достоинству оценить великолепные зубы, и было бы преступлением приговорить эти уста оставаться сомкнутыми». Она была дочерью и внучкой директоров театров и вышла замуж за актера, как это и полагалось, чтобы стать актрисой, за некоего Херонимо де Угарте, преждевременно скончавшегося в Кастилии, где она и получила свое прозвище вскоре после того, как овдовела. В период между 1607 и 1610 годами она служила в труппе прославленного Алонсо де Рикельме, но в январе рокового 1616 года исполнила роль Сесилии на премьере комедии Лопе под названием «Посев в добрую почву». Представление было дано труппой Эрнана Санчеса и происходило в присутствии автора. Поддался ли Лопе ее очарованию в тот день? Сегодня ничто не позволяет нам это узнать. Вполне возможно, именно эта встреча подвигла его на путешествие в Валенсию и породила множество слухов. Однако вместо того чтобы пытаться восстановить обстоятельства приключения, о котором нам достоверно ничего не известно, лучше рассматривать это происшествие как некий перелом в более или менее упорядоченной жизни Лопе. Тем более что внезапная болезнь, вероятно, спутала все планы этого галантного приключения, задуманного наспех, и развеяла все пылкие мечты. Без сомнения, по причине такой неудачи отношения с «Безумной» окончились в Валенсии, несмотря на то, что циничная актриса попыталась всячески унизить Лопе в разговорах и пересудах, чтобы очернить тот образ поэта, который Лопе так старался создать и поддерживать в умах и душах других, а может, и в своей собственной.
Этот эпизод, до недавнего времени вызывавший возмущение и порицание исследователей, возможно, по стечению обстоятельств был всего лишь «грехом намерений». А если среди соотечественников Лопе и ходили какие-то слухи, как утверждали некоторые, они были очень ограниченны и не поколебали репутации Лопе-священника, ибо после его возвращения из Валенсии его наградили почетным званием, очень высоко ценившимся в то время, а именно званием сборщика налогов Апостольской палаты.
Итак, лучше придерживаться мысли, что вся эта недолгая любовная история способствовала нарушению его душевного равновесия, неустойчивого, хрупкого равновесия, которое он создал между своей жизнью священнослужителя и своей чувственной жизнью; эти две его жизни отныне вступили в конфликт,
Глава XI
ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ ЛОПЕ: АМАРИЛИС. 1616–1632 годы
Сейчас мы приближаемся к той части жизни Лопе, которую исследователи единодушно признают самой драматической и которая даже три века спустя продолжает вызывать множество суждений и комментариев. Остается только рассказать, как на него снизошла эта любовь, которая повлияла на его судьбу, с одной стороны — посодействовав росту его славы, а с другой — оказав влияние воистину роковое. Лопе с достаточной точностью описывает различные фазы этой любви в той «лирической летописи», коей является эклога под названием «Амарилис». Надо сказать, что Амарилис — это одно из поэтических имен, данных Марте де Неварес.
Эта любовь обрушилась на Лопе внезапно. Сначала он услышал голос, певучий женский голос, напевавший какую-то мелодию и заполнивший все вокруг во второй половине осеннего дня 1616 года. Это произошло в саду, где проходил поэтический праздник и где всё как бы дышало ожиданием счастья.
Вот там два человека, мужчина и женщина, испытали сильнейшее потрясение, которое порой испытывает каждый из нас, столкнувшись с истиной во всей ее полноте. Они оба оказались под воздействием неведомого чувства — разумеется, чувства, вспыхнувшего в сердце Лопе, который уже многократно в своей жизни познал те ощущения, что возникают при зарождении любви, уж у него-то опыта хватало. Лопе почувствовал прилив новых сил, эти силы властвовали над ним, маня и соблазняя некими возможностями высшей природы. Лопе более не думал о тех клятвах, которые столько раз давал сам себе на протяжении последних лет, он не требовал отчета за свою судьбу ни у Господа, ни у общества. Он отдался чувствам, понимая, что они противоречат его «моральной программе», но они так соответствовали его драматическому чувству жизни.
Амарилис была воплощением той мистической поэзии, о которой Лопе всегда мечтал. Женская привлекательность, которой она была одарена, смягчалась сдержанностью и скромностью.
Ее зеленые глаза, прекрасные восхитительные глаза, завладевали душой, очаровывали несравненным цветом, огонь, блиставший в них, походил на свет звезд. Зрачки ее глаз были окружены золотистым ободком, и казалось, что это изумруды, оправленные в живое золото. Ее красота была воплощением всех самых сказочных грез поэта, его самых фантастических ожиданий.
Тот знаменательный день не был отмечен каким-либо событием, которое могло бы придать ему торжественность, в тот день звучал только голос Амарилис, который проникал в душу Лопе и словно предсказал, сколь головокружительна будет эта любовная история, которая вскоре превратит его жизнь в драму, а затем в трагедию. Любовь Лопе к Амарилис была столь всеобъемлющей, что уничтожила, стерла все прошлое. Она изгнала образы его грехов, превратила в прах все благие намерения. Его творческая мысль требовала ярких переживаний, и он их нашел.
Но Лопе знал, что эта страсть не будет развиваться без борьбы, без яростных битв, и эти баталии оставят в его поэзии и в его переписке следы тех чувств, что терзали его сознание и совесть. Разумеется, ничто не могло удержать его душу от страстного волнения, но вскоре он ясно ощутил необходимость не забывать о своем долге и своих обязанностях. Вот так он оказался в нелегком положении между любовью и покаянием.
Это любовное влечение ни в коей мере не исключало его желания осуществлять свою деятельность в качестве духовного лица, а также не повлияло и на его решение оставаться в лоне Церкви. Более того, он желал приобщить к своей новой жизни очень набожную душу, хотя и не принадлежащую к церкви, к монашеству, ибо для этого она была приспособлена менее, чем чья-либо иная душа на свете.