Лоскутная философия
Шрифт:
Что? Свойства рода? Род людской, дескать, любит одно? Не надо!!! Я в вас заметил, док, страсть учить меня, вроде я недоумок, а вы наставник. Я вас скорей наставлю, уж извините... Род мне не надо. С родом разобрались давно, ещё в древности. Авраам ещё разбирался, скрывшись в пустыне, чая не общего, но отдельного; он хотел кончить сына ради отдельного, то есть чуть ли кончить собственный род как общее. После очень большой слюной плюнул в общность Христос. Родовое, рек, бросьте, сын оставь мать, дочь - папу, в общем, земное всё отклоните ради небесного, "ржу" земную отриньте. Детям скажите: "Прочь, прочь, иуды! Ибо не дети мне! Только Бога люблю всей душой и всем разумом, как нам велено!" Был суров Христос. Чтить такое звал, что ужасно; типа, не землю чтить да родителей, да мораль и законы, а только Бога... Или для вас Христос персонаж из легенд еврейских? Вон, вы брадатый, ходите в церковь и, видно, вашу связь с Богом мните интимным личностным делом, чтоб втихаря грешить? Отвечайте! Вера что, "личное"?! Родовое где?! Водку жрать - родовое, чтить Христа - частное?! Ну,
Нет, Христос давил родовое вместе с моралью вашего общего. Он сказал, что "последние - первые", что "незначащие" зазначат и что богатства нельзя копить. Так в Христе. А у вас всё обратное: иерархия и корысть; кто властен и кто при деньгах, тот самый лучший. И получается, что мораль ваша лживая. Возразите, док, мне от опыта вашей сытенькой жизни? Я вас Христом побью! Он и сделал, чтоб родовой сброд канул вместе с вождями и их рабами, чтоб мелкота, как я, коих пруд пруди, стала чтиться выше престижных. Как у вас? Нужно, дескать, героем быть, дабы помнили, горы нужно сворачивать? Ан, они, ваши горы, рушатся и все сгинули, все в руинах, как вавилоны. Где Македонский? Пыль одна! А ничтожные будут вписаны в книгу жизни, док, поимённо, вот что Христос сказал.
Всё про Бога я? Метафизика? Вам науку? Как разъяснял Паскаль: "Шар земной не вращайся, труд мой не стоил бы". И Сократу пеняли: "Что ты занудный? треплешься про одно и про то же!" Он им: "Увы, друзья! философия про одно и про то же не прекращая"... Дам вам науку, если хотите. Я вас покрою столькой наукой, что вы подавитесь: руки сложите и сдадитесь. А не сдадитесь - вам же и стыд причтут, что вы мох ваших знаний цените выше кедров ливанских. Как же, с вас станется! Ведь у вас родовые, общие, так сказать, человечеству ценности. А у нас только пара имён, - таких имён, что ваш скоп миллиардов сгинул бесследно, хоть похохатывал хитро в бороду, а сии имена остались! Слушайте тайну. После, естественно, вы должны мне, док, честь отдать или ниц пасть мне в ноги... Впрочем, не надо: я благороден, льстивость, холопство не принимаю. Хватит, что кончите хохотать. Идёт?
При царе, док, Горохе люди узнали: точка вмещает весь универсум. Анаксагор, философ, был вроде вас брадат, но, отлично от вас, был глубже, истинно мыслил. Он сказал: есть частицы, в каждой весь мир, безмерность и бесконечность... Поняли? Нет? Смешно вам? Он троглодит, да? древний начётчик? Ересь нёс, что земля неподвижна, части носились врозь, но срослись?.. Не знаем, как оно было, мало что знаем, если по-честному. Бог не зря сказал, что добро кличем злом, тьму - светом... Ладно, док, ладно. Вот вам иное, не троглодитское, лет на тысячу ближе. Скажем, Кузанский - слышали? Не кивайте с умным лицом, не слышали. Про Багамы вы слышали и про Пенкина. Про Кузанского - фиг, не слышали, док, корыстная вы, тупая башка, простите; вы всё равно вот-вот мне покл'oнитесь... Не "Пизанского", говорю, - "Кузанского"! Математик был, "всё во всём", считал, плюс что качеством всё тождественно. То есть нас взять: вас, доктора, и меня, ничто, - одинаковы. И ещё он знал, что центр мира везде, а творец и творение суть одно... Что, поняли? Вы ещё не в ногах моих? Туп вы, док, и упрям. Уверены, что Кузанский схоласт? Вам что-нибудь ближе, лучше со степенью? Нате Лейбница. Не отвертитесь: он, во-первых, недавно жил, двести лет назад, а второе, научен: Бога раз осадил в хлам, Бог до сих пор молчит: Бог, сказал, подчинён вечным истинам, что вошли в Него против Божьих хотений. В-третьих, кто настоящий док, это Лейбниц. Он респектабелен, обнаружил монады, в них, дескать, всё. Не верите? Вам и Лейбница мало? Что ж, получите: я припираю вас современным, против которого вы не смеете, ведь оно нынче ходит в Москве в верхах. Преучёнейший Марков (он академик) высмотрел частность под термоядером, что, зовясь "фридмон", крошечна, вот как я, но содержит весь мир.
Добью вас, позволите? Этот самый фридмон - во мне. Я хожу, а во мне тот фридмон сидит. Будь вы хоть Бонапарт - и что у вас? часть земли, да? Европа? Пошло, смешно, ха-ха! А во мне целый мир, вселенная!.. Нет, вы поняли, док, кто с вами? Бог почти... Где картуз, мне идти пора. Сходно в вас фридмон? Дудки! Ибо Христос сказал, что пришёл Он к ничтожным, самым миз'eрным, бедным, последним, а вы богатый и не последний. Вы славный в массах, славный в морали - я славен в Боге. Да, док, в ничтожных всё. Потому-то - во мне фридмон. Третий день во мне пухнет, скоро увидят все, и что делать не знаю, столько забот пойдёт... Не вставайте, что уж тут кланяться... Я ничто, жалкий nihil - а во мне мир, ха!!!
603
Склонность к моральности. В русской опере (и культуре) мало интимного, относящегося к любви и страсти. Страсть для нас то греховное, что нуждается в санкции, в правке разумом. Не сказать, что не русские оперы лишены сей специфики, но всегда в этих операх верховодит любовь. У нас она маргинальна в силу тенденции обсуждать вперёд темы общие. Кн. Болконский (в "Войне и мире") встретил Наташу... и разошёлся с ней, ибо думал о смысле жизни больше чем надо. Пьер? Он влюбился попутно, в поисках неких высших материй. У Достоевского ("Идиот") ни счастливый брак, ни взаимная страсть не явлены; браком, автор уверен, не разрешить проблем, а любовь лишь мешает действию мысли. Славный кн. Мышкин занят не женщиной, поразившей его, как молния, - но и та занята своей вечной истерикой, не любовью. Нет любви безотчётной, страждущей по самой себе. Нет любви подавляющей, чтобы двое влюблённых только и делали, что дарили друг другу страстные арии и томились всю оперу друг по другу.
А
– и вопросы моральные, с'oвестные, культурные. Так что в "Б. Годунове" страсть лишь в единственной сцене подле фонтана - вставленной, кстати, волей советчиков, чтобы оперу не свести к пре с поляками и коллизиям власти. Мнишек не любит, Мнишек корыстна. Ну, а Лжедмитрий, - если принять, что он, может быть, любит, а не подыгрывает полякам, - хвастает царством, платой за ласку властной Марины; он ищет трона больше, чем чувства. Нет, не "Манон Леско", где любовь пусть продажна, но, тем не менее, де Грие с Манон пылко любят друг друга; опера есть трагический гимн любви per se, а не шабаш понятий, так чтобы прежде были отечество, царство, общество и моральные ценности; в общем, комплекс идей; страсть - после. Вот как у русских. Пушкин... Ах, Пушкин. Тьму написал в честь страсти, но... сник в "Онегине", что, казалось бы, про любовь. Чайковский переложил сюжет и любовь акцентировал. И, однако же, не любовь там суть, а рассудок, правила света. Там любовь частью в арии Ленского да в письме от Татьяны, частью в вокале старого Гремина, вкомпонованных в цикл рефлексий главных героев. В "Пиковой даме" Германн не любит, но через Лизу хочет добиться денег и выгод. В западной опере двое прежде уверят нас в пылкой искренней страсти, а уж потом всё прочее, что мешает любви... "Алеко"? В опере лишь ревнивое эго, последь культуры; всё от культуры, этики, предрассудков, не от любви. Потом цыган исполняет романс - подвёрстка, интерполяция, вроде исповеди Татьяны, вспомним "Онегина". Нет владычества эроса и динамики страсти. В "Царской невесте" та же любовность тенью крадётся в дебрях пороков. Есть и "Князь Игорь": что за любовь там? Плач Ярославны? песня Конч'aковны? Это так - иллюстрации, абрис в рамках сюжета битвы с врагами. Собственно эроса нет как нет. Есть нырки в любовь, благо эту любовь - пока - в русской опере не свели к оправлениям. Установки известны: есть любовь как явление, но идеи превыше; страсть - вещь такая, коей бы спрятаться и таиться, вещь помрачённая и враждебная духу, совести, нации, власти, принципам и устоям соборности... А, "Руслан и Людмила"? Что сказать о лишённой эроса музыке, представляющей разве комиксы? В русской опере - казус тщательно запираемой от людских глаз любви с допущением о ней дискурсов; вместо страсти транскрипция. Не любовь, но рефлексия и анализ, сброс эротизма в фильтры моральных и социальных норм.
Виден тренд русской оперы, тренд моральный. И это горько. В русскости по сей день травля личности и презрение к жизни, хамский правёж этой жизни и затыкание ею язв, что срамят лицо государственных ценностей, то есть польз властной своры. Русская опера воспевает идеи, а меж них робкая и стесняемая любовь - стоящее у истоков "общество пары" (прото-соборность, этнос эдема). Ложные, сексуальные связи "общества пары" вызвали первородный грех. Обвинили в том женщину вслед патристике, мнившей, что де мы "пали" из-за безудержной тяги к Еве; "зло" из-за женщин, надо их избегать да прятать. Общество русских патриархатно, строится на мужских клише исключительно, в чём причина бед. Отвергая эмоции, интуиции и порывы пол-человечества, мы бедним себя и теряем не меньше, чем русская "благонравная" как бы опера.
604
"Церковь - общество грешников. А кто ходит в театры, в консерватории, в магазины, песни поёт - святые". Так сказал Вигилянский (архимандрит? епископ?). Яркий бонмо, блистательный парадокс, эффектная афористика, мнил оратор, произнося сие, и экран отразил вид, полный достоинств и интеллекта. Предполагалось: псевдо-святые, с лёту поняв сарказм, устыдятся, мысля, что кроткий, весь в чёрной рясе ангельский клирик, служащий Богу, он-то и есть святой, мы же мерзкие недостойные грешники.
Только плебс легкомыслен, чужд лингвистических мудроватостей, выкомур и аллюзий; он поймёт так, как сказано, что и впрямь церковь грешная и вступать в неё зряшно. Был Вигилянский смелым настолько, чтобы позорить церковь и Бога? Вряд ли был. Остаются гордыня с высокомерием, что царили в слуге Христа. А о вере? Что эта вера? Вера - бич церкви. Quod volunt credunt .
605
О вырождении. Вид пленённого Прометея - знак попранной человеческой расы, кою давили - и задавили прессом культуры норм и законов. Крах шёл стремительно, и величие человечества меркло. Вспомним Ахилла как воплощение необорной отваги, доблести. В битвы, пишет Гомер, вступал Ахилл по своей только воле и не терпел рестрикций, пусть дисциплина высший долг воина. Лгал Гомер? Нет, воспел дни свободного проявления человеческих свойств. Вопрос, почему про Ахилла нет фильмов, а вот про Цезаря, Македонского, Чингиз-хана фильмы снимают. Эго Ахилла - вне мер разумного, допустимого этикой, и поэтому мнится жутким. Принято убивать морально, то есть по шкурным (патриотическим и иным) мотивам и ради "общих"-де, "человеческих ценностей" (как трактуют рейд греков при Македонском и войны прочих дней, одарявшие прогрессивной культурой малокультурный мир); то есть принято убивать разумно, в целях культуры-де. Но Ахилл убивает анти-культурно; смысл его жизни - бойни, убийства, плюс он активно и содомитно любит Патрокла. Можно винить его, но Ахилл выше правил, критик и мнений; он словно Бог, что действует без причины и следствия. А такого нельзя хвалить.