Лотосовый Терем
Шрифт:
Фэн-чи — акупунктурная точка, расположенная в углублении, напоминающем озеро, используется при лечении всех болезней, вызванных патогенным ветром, поэтому сравнивается с «озером ветра».
Методом “замедления вселенной” чрезвычайно сложно овладеть, но достигнув успеха, можно отточить до совершенства, и наиболее уместно использовать его для исцеления. Именно поэтому Ли Ляньхуа не погиб от удара Ди Фэйшэна. И палочка благовоний не успела бы отгореть, как кровь и ци Фан Добина пришли в движение, повреждения затянулись, и он с резким вдохом открыл глаза.
— Ляньхуа?
Ли Ляньхуа закивал.
— Как ты очутился в колодце?
Фан Добин ощупал свою голову.
— В колодце? — Ощутив влагу, он пришёл в ярость. — Да чтоб он сдох! Кинуть меня в колодец! Кха-кха… — Его рана ещё не исцелилась и заболела от резкого движения.
— Не будь ты таким тощим, не пострадал бы так… — нахмурился целитель.
— Да что ты понимаешь! — рассердился Фан Добин. — О таком образованном, утончённом и изящном господине мечтают все героини в цзянху! Кха-кха… А как ты узнал, что я в колодце?
— Пошёл к колодцу воды напиться — а там призрак-недотёпа, — ответил Ли Ляньхуа.
Тут господин Фан вспомнил, что заметил перед тем, как отрубиться, резко втянул холодный воздух и хрипло воскликнул:
— Удар внутренней силы уданской школы! Этот человек — мастер из Удана!
Понимай Ли Ляньхуа хоть что-то в искусстве врачевания, уже заметил бы, что удар в грудь, которым ранили Фан Добина, был техникой уданской школы.
— Опять Удан? — поразился он.
Фан Добин поднялся на ноги, не переставая кричать:
— Конечно, Удан! Что я, не узнаю уданскую технику? Куда он делся? Его боевое мастерство не ниже, чем у главы школы, а то и выше, чем у Байму!
Нынешним главой школы Удана был шиди даоса Байму — даочжан Цзыся, сильнейшим в Удане сейчас был сам Байму, а над ним…
— Хуанци? — вскрикнул Ли Ляньхуа.
— Наверняка, — закашлялся Фан Добин. — Скорее бежим… на помощь…
Оказалось, что самый любимый ученик прежнего главы Удана, даочжан Хуанци, на которого возлагались большие надежды, уже более десяти лет поживает в городке Почу, ходит по борделям, да ещё и насилует женщин! Ли Ляньхуа наморщил лоб.
— Ох, плохо дело! Если Ян Цююэ и Хуанци встретятся, боюсь, даос Хуанци может…
— Убрать свидетеля! — Фан Добин схватился за грудь и выругался, снова закашлявшись. — Этот даос… мать его, рехнулся…
Сунь Цуйхуа спешила в весёлый красный дворик забрать сына, как неподалёку заметила сяо-Жу. Женщина неторопливо шла в одиночестве, переминаясь с ноги на ногу, задумчиво, как будто её что-то тревожило.
— Барышня Жу, — позвала Сунь Цуйхуа. — Что ж ты, вернулась из дома?
Сяо-Жу вздрогнула, замедлила шаг и дождалась, пока Сунь Цуйхуа догонит, а потом тихонько сказала:
— Угу.
Сунь Цуйхуа удивлённо уставилась на неё и издала смешок.
— Что такое? Он не захотел провести с тобой ночь?
Белокожее лицо сяо-Жу слегка покраснело, но взгляд стал печальным. Сунь Цуйхуа собиралась разузнать про деревянный меч на её поясе, и раз уж догнала, то и спросила напрямик:
— Барышня Жу, где ты заказала такую подвеску в виде меча? Очень необычная, мне хотелось бы такую же.
Сяо-Жу снова вздрогнула.
— Сама вырезала…
— Сама вырезала? — перебила Сунь Цуйхуа. — А почему меч? Мне кажется, жезл жуи* был бы гораздо красивее.
Жуи — изогнутый жезл с резьбой или инкрустацией, символ исполнения желаний и счастья
Сяо-Жу промолчала. Через некоторое время, когда они дошли до ворот весёлого красного дворика, всё же прошептала:
— У него… был такой меч, но он его продал, чтобы содержать меня.
Сунь Цуйхуа была потрясена. Стало быть, этот развратник, снимающий девиц, не… Но сяо-Жу шёпотом продолжила:
— Хотя он не отдаёт предпочтение только мне, но я… в душе я благодарна ему. — Договорив, она медленно вошла во двор и повернула направо по засыпанной гравием тропинке.
Глядя ей вслед, Сунь Цуйхуа так и застыла с отвисшей челюстью: шлюха растрогала её сердце, а этот распутный посетитель борделя, растрогавший сяо-Жу, скорее всего, и есть тот шишу, которого много лет ищет её муженёк — тут есть от чего рот раскрыть. В этот момент подоспели Ян Цююэ с Хо Пинчуаном, увидев, что она стоит столбом перед весёлым красным двориком, в один голос спросили:
— Ты в порядке?
Сунь Цуйхуа вздрогнула, хотела сказать, что да, только ещё не забрала сына… как что-то вонзилось ей между лопатками. Она опустила голову и, не веря своим глазам, увидела знакомую вещь, торчащую из груди.
Это была палочка для еды, с которой капала кровь.
— Цуйхуа! — закричал Ян Цююэ, переменившись в лице, и рванулся к ней.
Она вцепилась в мужа, ещё не понимая, что произошло, и проговорила:
— Сяо-Жу сказала… у её клиента… был Золотой меч Удана…
Ян Цююэ побледнел и надавил на акупунктурную точку у неё под рёбрами.
— Цуйхуа, не говори ничего.
Женщина недоумённо уставилась на торчащую из-под рёбер палочку.
— Наш сын… всё ещё… там…
— Не говори ничего! — закричал Ян Цююэ, не в силах больше сдерживать чувства.
— Кто… разбрасывается палочками… — чуть слышно выплюнула Сунь Цуйхуа, а потом обмякла, прерывисто задышала и закрыла глаза. Ян Цююэ прижал к себе жену, безумным и растерянным взглядом уставившись на человека, вышедшего из весёлого красного дворика.
— Хуанци-шишу… почему?..
У этого мужчины средних лет было белое лицо и тонкие усы, в молодости он наверняка был красавцем. В левой руке он держал чашу с вином, а в правой — вторую палочку для еды.
— Так это Ян-шичжи*, прости, не заметил, — сказал он, глядя Ян Цююэ в глаза. На раненую Сунь Цуйхуа он обратил внимания не больше, чем на раздавленного муравья.