Ловцы душ
Шрифт:
– Не время для молитвы, – легат Верона двинулся с места, – когда правит сатанинская сила! Когда колдуны и ведьмы совершают свои проклятые ритуалы, когда невинные оказались во власти Зверя. Не молитвы нам нужны, а следствие, достойный инквизитор! Не для того ли существует Святой Официум, чтобы выжечь любое проявление ереси?
Я знал, что должен сохранить сплотившихся вокруг меня. По крайней мере, на время.
– Молитва никогда не бывает лишней! – Закричал я во весь голос. – Помолимся!
Мы прочли «Отче наш», «Верую» и «Плач над Иерусалимом». Полученное время я провёл, умоляя Господа, чтобы Он соизволил просветить меня, что делать дальше. Молитвы мы читали медленно, торжественно, но я ведь не мог молиться бесконечно!
– Светлейший император, уважаемые господа, – заговорил я, когда наступила тишина. – Почтенный легат
И тогда, быть может, я смогу отсюда как можно скорее уехать, добавил я мысленно.
– Мы согласны, – сказал через некоторое время император. – Но глубоко верим, что следствие Святого Официума снимет подозрения с наших подданных.
– Милостивейший... – начал было легат, но император посмотрел на него и поднял руку.
– Я ещё не закончил, – сказал он твёрдо. – Просвети меня, достойный отец, где тебе сказали, что можно прерывать императора на полуслове?
– Но…
– В Риме?
Легат Верона уже знал, что не выиграет эту битву. Он склонился глубоком поклоне.
– Соизвольте простить мою поспешность, Светлейший Государь. Я покорнейше прошу прощения, но обратите внимание на то, что мной движет только забота о благе нашей святой веры и непреодолимое желание услужить вашему величеству.
– Ты прощён, – равнодушно бросил правитель. – Как можно скорее начни допросы, капитан, – обратился он ко мне, не обращая уже внимания на легата. Когда тот выпрямился, я увидел в его зрачках блеск чистой ненависти.
– Светлейший Государь, закон гласит, что в вашем присутствии допрашиваемых можно подвергать квалифицированному допросу только с вашего милостивого позволения. Соизволите ли вы дать мне такое позволение?
– Ради Бога живого! Гвозди и тернии! Не давай! – Мысленно умолял я его.
Ибо квалифицированный допрос означал пытки. Я не сомневался, что братья Верона обеспечат себе или своим представителям участие в проводимом расследовании. И тогда случиться может всякое. В конце концов, я сам когда-то сказал: «Если дознаватель захочет, допрашиваемый признается даже в том, что он зелёный осёл в оранжевую крапинку».
– Ведите расследование со всей кротостью, мастер Маддердин, – ответил Светлейший Государь. – Ибо плохо, когда боль и страх затемняют лик истины.
Я бы с облегчением выдохнул, если бы мог позволить себе полный облегчения выдох. А поскольку это было не так, я склонился в глубоком поклоне. Искреннем поклоне. Ибо император всё больше и больше мне нравился.
– Всё будет по воле Вашего Величества, соблюдение которой будет для меня высшим законом.
Не думаю, что братья Верона не поняли всего смысла этого предложения. А означало оно ни больше, ни меньше, то, что им будет очень трудно посеять бурю. Мне не пришлось смотреть в зрачки легата, чтобы знать, что в их глубине снова скрывается ненависть. На этот раз с остриём, направленным в сторону вашего покорного слуги. Жаль, что я не мог засмеяться. Хотя я ведь сам недавно приказывал себе остерегаться легата. Плохой Мордимер, плохой! Не слушает собственных предупреждений.
– Капитан Маддердин покрыл себя славой, защищая нас в битве и, вероятно, спася нашу жизнь, – проговорил император неожиданно для меня и, наверное, для всех собравшихся. – Поэтому, ценя его заслуги на поле боя, в своё время мы выпустим указ об имении, которое мы передадим ему в имперское держание.
В шатре вновь воцарилась тишина. Тишина, которая звенела в ушах. Я никогда не слышал, и, наверное, никто из здесь собравшихся не слышал, чтобы инквизитор был так отмечен самим правителем. Даже если этот инквизитор временно исполнял функции капитана епископской гвардии. По моему скромному мнению, в этих словах также скрывалась информация для легата и духовника. Лодовико Верона закрыл глаза. Должно быть, если бы он открыл их, то смог бы взглядом поджечь кучу влажного мха.
– Разошлите гонцов ко всем командирам. Мы возвращаемся к Хабихтбургу и там расположим наш штаб, – продолжил Светлейший Государь. – Пусть во всех церквях Империи будут совершены благодарственные
Император, безусловно, понимал всё значение пропаганды. В конце концов, важен не фактический ход событий, а то, как они были описаны, и поверили ли в это описание. Конечно, новости об произошедшей на самом деле череде неудач, так или иначе, разойдутся. Тем не менее, люди будут сомневаться. Хуже, конечно, представлялась дело, если речь шла о моральном состоянии самой армии. Солдаты не могли не знать, кто проиграл бой, а кто выиграл. Вероятно, было не слишком много жертв этого ночного нападения, но воцарился беспорядок, некоторые отряды были рассеяны, также была потеряна часть обозов. Светлейший Государь, наверное, прав, что судьбу войны ещё можно было изменить. Однако императорская армия стояла перед гораздо более серьёзным вызовом, чем это казалось ещё два дня назад. Я надеялся, что Риттер не будет слишком издеваться над моей беспочвенной верой в силу имперских войск. Что ж, я ведь никогда не утверждал, что разбираюсь в военных делах...
Следующие две недели ушли на сборы и изменение порядка расположения отрядов. Похвально было то, что имперские командиры по-прежнему строго заботились о дисциплине, в связи с чем грабежи или изнасилования случались крайне редко. По всей вероятности, на это влияло и зрелище виселиц с гниющими, исклёванными птицами телами – свидетельство того, что рука правосудия Светлейшего Государя действовала быстро, качественно и без лишних колебаний.
Хабихтбург был огромным хорошо укреплённым замком, расположенным на холме, господствующем над излучиной реки. Здание было построено сто лет назад, чтобы оно могло служить плацдармом для нападения на Палатинат, или, в случае агрессии, стать передовой линией обороны. В крепости находились многочисленные мануфактуры, кузницы, дубильни, плотницкие мастерские, а у подножия горы – лесопилки и большое поселение, также опоясанное стеной, хотя и не настолько мощной, как окружающая саму крепость. Хабихтбург был идеальным местом для пополнения запасов и подготовки войск для следующего наступления, которое должно было уже скоро начаться. Ибо император не хотел медлить, прекрасно зная, что каждый день приводит к тому, что партия противников войны набирает силу, и всё больше феодалов всё громче требуют начала переговоров лишь для того, чтобы выйти из этой авантюры сохранив лицо. Ходили даже слухи, что Его Преосвященство епископ Хез-Хезрона самовольно отправил посольство к палатину Дюварре, чтобы склонить его к заключению мира на разумных условиях. Я не знал, было ли это правдой или нет, но в любом случае, подобные слухи свидетельствовали о настроениях в Империи.
Я должен признать, что, несмотря на срочные дела, Светлейший Государь не забыл про вашего покорного слугу. Вместе с Риттером мы получили квартиру, состоявшую из маленькой комнатки на первом этаже замка, с узкими бойницами, пробитыми в стене, вместо окон. Всей меблировкой нам служил тюфяк, набитый соломой, и сундук из необструганного дерева. Но это жилье всё же было куда лучшего качества, чем квартиры, предоставленные многим людям гораздо более высокого происхождения.
В середине второй недели в Хабихтбурге появилась Эния, то есть принцесса Анна из Трапезунда, как верили люди, не знавшие её настоящего имени и настоящего занятия. А я все эти десять дней не мог себе позволить её узнать. Отец Верона прислал грамотного писца (который, конечно, должен был выполнять также и роль шпиона), задачей которого было записывать все показания, которые я получу от участников боя. Таким образом, мы узнали о стрелах, несущихся на крыльях демонов, о волшебном тумане, темноте, вызванной при помощи заклинания (ибо почему же ещё во время нападения войск Палатината облака заслонили луну и звёзды, если не при помощи тёмных сил?), о зловещих глазах, появляющихся в кровавом свете факелов, о комете, которая предвещала несчастье, о колдовской влаге, намочившей тетивы арбалетов и о панике, магически вызванной среди лошадей. И о многих других вещах. Я приказал записывать все показания. Только Риттер осмелился высказать своё мнение по поводу всего этого цирка – конечно, предварительно проверив, что никто нас не подслушивает.