Ловцы душ
Шрифт:
– Зайдите ко мне как-нибудь, инквизитор. Я покажу вам, как пьёт и что пьёт старое дворянство.
– Ловлю вашу милость на слове.
– Я тоже сражался под Шенгеном, – сказал он. Дружелюбно ткнул меня кулаком в подбородок. – На вашей стороне.
Не люблю, когда до меня дотрагиваются чужие люди, особенно столь лишённым уважения образом, но на этот раз я был слишком поражён, чтобы быть недовольным. Я поперхнулся.
– И не я один, – добавил он.
– На второй день… – начал я.
– На второй день мы ударили вам в тыл, – признал он. – Меня убедили, что этого хочет
– Ха, – ответил я, поскольку кроме этого слова больше ничего не приходило мне в голову.
Каппенбург погладил свои буйные бакенбарды.
– Печально, – подытожил он. – Слава Богу, что всё хорошо закончилось.
Наверное, он был прав, поскольку он не принимал во внимание несколько тысяч казнённых, трупы которых висели на окрестных деревьях пока не сгнили или не были полностью расклёваны птицами. Я, однако, не сомневался, что самоотверженность Каппенбурга была должным образом оценена. Может быть, именно отсюда появились у него те виноградники, которыми он мог похвастаться.
– Налей ещё, – приказал он снова, и я послушался.
– Мерзкое пойло, – заключил он, выпив до дна.
– Бог одарил меня менее чувствительным нёбом чем вашу милость.
– Что-то готовится, – сказал он, понижая голос. Прозвучало это как ворчание разбуженного медведя.
– Да, ваша милость?
– Что-то плохое.
– Братья Верона?
– Если бы только они.
– Обвиняют меня в некомпетентности? – Я фыркнул от смеха.
– Тебя обвиняют в колдовстве, дурак! – Я решил пропустить оскорбление мимо ушей, особенно учитывая, что, быть может, это было не совсем оскорбление.
– Я инквизитор.
– И что это меняет?
– Очень многое, господин. Я не подлежу юрисдикции…
– Забудь о юридическом лепете, – прервал он меня. – Я знаю, что против тебя готовят обвинительное заключение.
Понятно, что я заботился о собственной шкуре. Но я также понимал, что я человек слишком малозначительный, чтобы стать жертвой происков сильных мира сего. Если кто-то хотел ударить по мне, то в действительности он целился гораздо выше.
– Они заберут тебя на допрос, – сказал Каппенбург.
– Они не имеют права!
Я налил себе полный кубок, потом попотчевал и моего гостя.
– Вы уж простите... – извинился я за неучтивое поведение.
– Не имеют права, не имеют права, – повторил он. – На столе у палача ты, конечно, изложишь им свою точку зрения на вопросы законодательства.
– Очень смешно.
– Ты должен защищаться, – сказал он. – Есть люди, которые тебе помогут, но не здесь и не сейчас. Возвращайся в Хез.
– Вы отдаёте себе отчёт, господин, что побег может быть сочтён признанием вины? Светлейший Государь прямо запретил мне покидать крепость. И объясните, будьте любезны, почему влиятельный вельможа заботится о жизни и здоровье инквизитора? Ибо я не верю в угрызения совести после Шенгена.
– Ну и правильно, – согласился он. – Я слышал о тебе раньше, Маддердин, и я слышал, что ты друг друзей. У некоторых из вас, инквизиторов, есть правила и законы, которые вы строго соблюдаете. Как вы думаете, хотим ли мы заменить домашних собак стаей бешеных волков?
–
– Ты знаешь, что я имею в виду. Ты знаешь, что не было никакого колдовства, а были лишь допущены обычные идиотские ошибки, которые могут возникнуть, и возникают, на любой войне. Я не хочу, чтобы моих людей допрашивали, я не хочу, чтобы им внушали, что они видели демонов и были одержимы чёрной магией. Я не хочу, наконец, чтобы их начали жечь. Бог наказал нас за чрезмерную уверенность в себе. Вот и всё...
– Трудно не согласиться с вашей милостью. Могу ли я спросить вашу милость: вы принимали участие в атаке?
Он покивал головой.
– А что мне оставалось делать? – Спросил он с отчётливой яростью в голосе, но эта ярость не была направлена против меня. – Остаться в тылу, чтобы меня потом называли трусом или заячьей шкуркой? Ты никогда не был в атаке, Маддердин. Ржание лошадей, крики, хлопанье знамён. Достаточно, чтобы один, двое, трое вырвались вперёд... Остальные идут за ними. – Он закрыл глаза, будто вспоминая, что происходило во время боя.
– Так вы не верите в колдовство, господин?
– Конечно, верю. – Он размашисто перекрестился. – Как можно не верить? Но я не собираюсь искать колдовство там, где торжествует человеческая неосмотрительность.
От меня не укрылось, что Каппенбург, несмотря на ужасающий внешний вид оборотня-людоеда, был человеком, наделённым куда более гибким умом, чем может показаться на первый взгляд.
– Они не могут вот так просто взять на допрос инквизитора. – Я вернулся к предыдущей мысли, ибо именно в этой теме я был кровно заинтересован. – Особенно когда сами инквизиторами не являются. Спасибо вам за заботу, господин, но не думаю, чтобы сейчас мне что-то грозило.
– Маддердин, ты идиот! – На этот раз он ткнул меня в грудь вытянутым пальцем. Он был силён, надо признать, поскольку я с трудом подавил гримасу боли. – Они сначала соберут свидетельства, потом найдут им объяснения. Ты не видишь, что всё рушится? Принципы, порядок, правила... Это война, человече! А указами, законами и параграфами можешь теперь жопу подтереть!
– Без закона мы лишь свора грызущих друг друга хищников, – процитировал я фразу, которую некогда услышал.
– Очень верное наблюдение! – Я даже не почувствовал в его голосе иронии. – Налей-ка своей кислятины. – Он посмотрел в сторону кувшина, потом опять обратил взгляд на меня. – Так что хищники сожрут тебя, Маддердин, а потом, возможно, скажут: «Гвозди и тернии! Мы совершили процедурную ошибку». По крайней мере, получишь посмертное удовлетворение.
– Чего вы вообще от меня хотите? – Спросил я усталым тоном. – Вы хотите мне сказать, что я по шею в дерьме? Сам об этом знаю. Вы хотите сказать, как из этого дерьма вылезти? Тогда внимательно вас слушаю...
– А где ваш приятель комедиант? – Каппенбург сменил тему.
– Определённо, пьёт или портит девок… Как всегда.
Он ударил меня по щеке. Сильно. Так быстро и неожиданно, что я не успел заслониться. В первом порыве я хотел прыгнуть на него и научить, что никто не бьёт инквизиторов безнаказанно, но холодная кровь взяла верх.