Ловец сбежавших невест
Шрифт:
Черное-черное, как ее пустая глазница. Как самое глубокое безумие. Пожирающая все магическая пустота…
***
– Ты должен был достаться мне, Тристан Пилигрим, - произнесло это жуткое чудовище с неистовой, одержимой силой, и ее голубой глаз расширился так, что казалось - еще немного, и он просто выкатится из черепа.
– Ты был предназначен мне, Первый Инквизитор!
От ее слов меня словно подхватило ветром времени и окунуло куда-то глубоко в далекие, давно минувшие события. Я будто наяву увидела эту странную, не подходящую друг другу пару - наряженную в шелка и кружева гордую капризную
Он упрямо качал головой, сжимая рукоять своего черного узкого меча. Его ноги в пыльных потрепанных сапогах делали шаг назад, и строптивый Инквизитор уходил, растворялся в свете, залившем галерею. Его белоснежная сутана заметала его следы, а покинутая им девушка оставалась в одиночестве - оплакивать свою несбывшуюся любовь.
Отказался любить ее…
Тот, кто, казалось, был не прочь закрутить страстный роман с любой приглянувшейся ему девушкой, именно эту - красивую, юную и нежную, - обошел своим вниманием. Ее красота не смогла разжечь в его душе ни единого нежного чувства.
И это было унизительно, обидно и горько. Настолько горько, что любовь перерождалась в ненависть, а желание поцелуев и ласк - в желание мстить…
– Ангелы не принадлежат никому, - мстительно, явно цитируя чьи-то слова, ответил Тристан, словно тот, давний спор, который затеяли эти двое, все еще не окончен и важен.
– Я никому и ничего не должен. А то, что какие-то люди предназначали меня тебе, мне не интересно.
– Какие-то люди?!
– заорала искалеченная девушка, трясясь от бессильной злобы.
– Какие-то?! Сам Король приказал тебе взять меня в жены!..
Тристан гордо вздернул голову, в его алых глазах промелькнуло пренебрежение, по губам скользнула едкая усмешка.
– Я выше Короля, - дерзко и высокомерно огрызнулся он.
– И его приказы, равно как и твои желания, меня не касаются!
Страшилище тоже гордо вздернуло изуродованную голову. Упрямством она Тристану не уступала! Черты ее исказило тонкое, неприятное выражение, не сулящее ничего хорошего нам.
– Ну, раз ты так строптив, - ответила она музыкальным нежным голосом, - то расхлебывай последствия своей строптивости! Но я всегда добиваюсь своего: ты покоришься мне, Тристан Пилигрим, ты будешь послушно шествовать со мной рядом, даже если на поводке.
– Для этого ты собираешь магию?!
– поразился Тристан. Казалось, в его голове не укладывалось, как это можно погубить столько народу для того, чтобы из магии этих несчастных свить крепкую веревку, чтобы привязать его одного.
– Все это время ты всего лишь вязала крепкий поводок для меня?!
Девушка не ответила.
С ее пальцев сорвалось дымное, черное облако магии - ни дать, ни взять, чернила каракатицы!
– и поплыло по воздуху. Черная крупица коснулась белоснежных волос Тристана, и он вдруг зарычал, начал увеличиваться в размерах, раздался в плечах. Затрещала одежда, полопались швы, сквозь них полез белый медвежий мех…
– Пресвятая магия!
– заверещала я, понимая, что Тристан под действием нечистой магии обращается в чудовищного белого медведя, и сам он с этой ситуацией не справится.
Понял это и Генри и со всей отпущенной ему прытью отпрянул от разливающейся по воздуху магии. Она была черна, чернее закопченного донышка котелка самой злой ведьмы, и портила все, к чему прикасалась. Страшно подумать, что станет с Генри, если его коснется лишь крупинка… Он же перекусает нас всех до смерти!
Револьвер мой, словно сам по себе, снова выстрелил пару раз, и я клянусь - обе пули я бы точно всадила в уцелевший глаз этой жуткой женщины, но тьма поглотила их прямо перед ее лицом, и чудовище расхохоталось, показав горячую глотку и все зубы разом.
– Не выйдет победить меня, милочка!
– произнесла она небрежно, послав еще черной магии в мою сторону.
Генри храбро ринулся в бой.
Оставив забившуюся в испуге девицу, он кинулся к Тристану, стремительно обращающемуся в белого медведя, и плечом с разбега сбил его с ног. Тристан без чувств отлетел к моим ногам, а Генри, подобрав его черный меч, встал против льющегося черного зла.
– Вы знаете заклинание, приводящее в чувства?
– прокричал он, отмахиваясь инквизиторским мечом от черной магии.
– Прочтите его Тристану, иначе нам не вытащить его отсюда в таким виде! Он слишком большой! Шевелитесь, быть может, мы успеем отступить!
Знала ли я это заклинание?! Ну, разумеется!
Выпустив из рук пистолет, я нашарила на талии цепочку с волшебной палочкой и несмело коснулась ею шерсти медведя. Торопливо шепча слова заклятья, я видела, как Тристан снова обретает человеческий вид, но это было так медленно, так медленно!
Генри рубился смело и ловко, отсекая тянущиеся к нему черные дымные щупальца, меч звенел, словно вампир рубил крепкое дерево. Но и его усилия были очень малы в сравнении с тем, какая мгла начала окутывать все вокруг. Под потолком плавала огромная дымная туча, темнота заполняла собой все углы, прорастала в стены блестящими черными жилами, сковывала воедино предметы, превращая их в куски зла. Генри отступал, размахивая мечом. Он вырубал совсем крохотное пространство, но этого было достаточно, чтоб мгла не касалась нас…
В этом абсолютном черном месиве невозможно было остаться невредимым. Магия тянулась к Генри, хлестала его по плечам, по лицу, и с каждым ее прикосновением он становился все бледнее, его красивое лицо делалось все свирепее и ужаснее, отрастали клыки, жаждущие крови, но Генри не сдавался. Он изо всех сил сопротивлялся своему превращению в вампира и продолжал яростно хлестать мечом змеящиеся черные дымные щупальца, защищая нас и Тристана, который, превратившись в медведя, мог наделать много бед.
Правда, долго он не продержался бы, и я уже молилась всем святым силам, готовая встретить свою смерть, от черной магии ли или от укуса разъяренного, оголодавшего вампира, как вдруг помощь пришла, откуда не ждали.
Мой мешок, мой славный храбрец Бобби, вскарабкавшись на загривок медведя-Тристана, оценил обстановку и решил действовать. Басовито откашлявшись, он вдруг отчетливо и громко произнес:
– Гав!
– и тьма, наполняющая комнату, испуганно съежилась!
– Гав, гав!
– не унимался мешок, подпрыгивая на Тристане, топча ему шею, лапами упираясь в белые волосы.
– Гав, гав, гав!