Loving Longest 2
Шрифт:
— А-а-а! — снова отчаянно закричал Маглор, выхватил у старшего брата меч и рванулся вперёд.
— Макалаурэ… Кано!.. Не надо! Вернись! — Майтимо обернулся и увидел Нариэндила, который прижимал к себе маленьких Элронда и Элроса; в обеих его руках было по длинному кинжалу.
Майтимо снова повернулся к Маглору, он хотел сказать то же самое — и горло у него перехватило. Он минуту не мог дышать.
Маглор стоял перед драконом; его окружало полупрозрачное, странно свистевшее, холодное зелёное пламя; об него разбивался жаркий огонь из пасти дракона. Он наносил чудовищу удары, рассекая его лапы, потом шею, грудь. Дракон отступал, отчаянно
Маэдрос закрыл лицо рукой. Маэглин дёрнул его за рукав и прошептал:
— Это пламя Мелькора, дядя Нельяфинвэ. Это его свет. Так светятся его глаза.
— Нет. Нет, не надо. Нет, нет, это невозможно… — Старший сын Феанора почувствовал, что у него слабеют ноги. — Брат, не надо! Не надо, вернись, умоляю тебя!
Два меча скрестились на горле дракона. Его пасть выплюнула последнее тёмно-алое облако пламени; он затрясся, кровь полилась по его шее и он начал падать.
Маглор отошёл и обернулся. Он стоял перед ними с двумя мечами в руках, с лицом, забрызганным бордовыми и сине-лиловыми брызгами крови дракона. Затем он покачнулся и повалился на потемневший песок.
Майтимо заставил себя подойти к нему. Маглор лежал без чувств, но его всё ещё окружал зеленый светящийся ореол.
— Нет, я не могу. Не могу. — Майтимо посмотрел на Лалайт и выговорил: — Гортаур, значит он владеет и вторым моим братом? Он управляет им? Он всё время управлял им?
— Я так не думаю, Нельяфинвэ, — ответил Гортаур устами Лалайт. — Если помнишь, Маглор говорил, что просил Мелькора даровать ему поэтический дар. А это едва ли не самое сложное на свете. Мелькор мог сделать это, только передав ему часть своей личности — со своей способностью преображать и отражать в собственном восприятии то, что он видел. Это можно называть искажением, да. Но искажение это лишь в физическом мире — когда Мелькор создаёт калек или уродов. Творчество поэта, чтобы ты знал — и есть искажение того, что он воспринял в окружающем мире. И эта способность, Майтимо, полностью исключает управление им. Иначе Маглор не смог бы творить. Да, Мелькор передал ему часть себя — в том числе свою злобу, зависть, недоверчивость; при этом Мелькор, скорее всего, заставил Маглора забыть то, что Мелькору было невыгодно, чтобы он помнил.
— Лалайт… Тху… ты можешь убрать это из него? — спросил Майтимо.
— Любопытно будет попробовать. Мелькор может это почувствовать… хотя он может списать это ощущение на гибель Маглора. Да, скорее всего, так и будет, и да, это надо сделать. Я сделаю это.
— Нет! — воскликнул Нариэндил. — Не надо! Ведь он потеряет свой дар! Маглор умрёт от горя!
— Нет, не потеряет, — сказал Гортаур. — Маглор же сам говорил: Мелькор просто внушал ему неуверенность. Он вполне может творить и без этого. Более того, ему будет легче: благодаря Мелькору он, увы, мог воспринимать много такого, чего в принципе нельзя передать на языках детей Илуватара, а это должно было быть довольно тяжело для него.
Гортаур положил руку — маленькую ручку Лалайт, одетую в бордовую перчатку — на лоб Маглору. Зелёное пламя стало собираться в маленькие сгустки над лицом лишившегося чувств Маглора и рассеиваться бесцветными искрами.
Он взял безжизненную руку Маглора в свою и пощупал пульс.
— Всё благополучно, — сказал Гортаур. Подумав, он стянул с пальца Маглора золотой перстень — тот
Они услышали странный свист, и из-за развалин башни показался второй дракон. Он был ниже, но при этом тоньше и длиннее первого; почти белый, с полупрозрачными радужными крыльями.
— А этот летучий, — выговорил Нариэндил. — Макалаурэ сказал, что первый не летучий…
— Да, я заставил этого принести сюда первого. У него для этого хватило сил, — ответила Лалайт не без самодовольства. — Неплохо придумано?
Дракон стал испускать странные хрустящие звуки. Лалайт недовольно перекосилась, глядя в его большие полупрозрачные голубые глаза.
— Он умнее, чем ты думал? — сказал Карантир. — Сообразил, что он принёс сюда своего приятеля, чтобы его тут убили? Так ведь ты и хотел?
Чёрная птица у него на плече заклекотала, будто подтверждая его слова.
Дракон выдохнул и их будто обожгло — через секунду они осознали, что это именно будто: дракон дышал холодом. Труп первого дракона покрылся инеем; кровь, смешавшись с оплавленным песком, застывала розовато-сиреневыми зеркалами стекла.
«Жаль, Тургон не видит», — невольно подумал Майтимо.
— Прочь! — сказал Гортаур. — Прочь!
Но дракон не послушался. Он снова выдохнул. Маэглин завопил от боли и неожиданности — пальцы на его левой руке мгновенно посинели.
Гортаур нахмурился; он вышел вперёд. На них посыпался снег, оседая на почерневших, пустых стенах дворца: Гил-Галад приказал всем покинуть эту часть здания.
Он принял свой истинный облик и резко закричал на дракона что-то на Чёрном Наречии; он угрожал и одновременно, как почувствовал Майтимо, пытался разумно объяснить и оправдать свои действия. Но дракон был слишком уверен в своём превосходстве и правоте.
Чудовище снова выдохнуло. Хотя все они уже отошли достаточно далеко, невероятный холод пронзил всех до костей. Облако снега и ветра окружило Гортаура; ни одно живое существо не могло бы выдержать такого холода.
— Я пришёл из Пустоты, — холодно сказал Гортаур, — там настолько же холоднее, насколько снег холоднее человеческого тела. Не старайся. — Его кожа светилась мягким янтарным светом. — Ещё раз и я тебя уничтожу.
И дракон снова выдохнул; гибкая чёрная фигура Гортаура в облаке инея облеклась в тяжёлые облака пара. Концы его пальцев светились тёмно-алым огнём.
— Умри, — сказал Гортаур. — ITHIRZ-AIGAS!**
Огненный взрыв сопровождался чудовищным запахом; огонь, видимо, разморозил и сжёг то, из чего состояло нутро ледяного змия.
Но не это вынудило всех их застыть от ужаса — всех, кроме истерлинга, который никак не мог понять, в чём дело.
Маэглина тоже совершенно не взволновало услышанное: он подошёл к Гортауру и фамильярно взял его под руку.
— Я тут подумал, — Маэглин повернулся к Маэдросу и Маглору, который только пришёл в себя и недоуменно смотрел кругом. — Вы тут так бьётесь из-за этих камней и всё такое. Я вот чего подумал: а почему бы вам не дать шанс? Ну один небольшой шанс. Ну, скажем, приходите вы в Ангбанд, а мы с Гортауром как раз дверь запереть забыли. Ну случайно так. А у Гортаура как раз случайно в мастерской корона лежала. Или не лежала, ну да всё равно — вы поняли. А все думают, что вы в башне сгорели и никто ничего. Пробиться туда и забрать корону — это конечно, вряд ли, но попробовать-то можно, а?