Ловкость рук
Шрифт:
Лицо Урибе застыло в напряженном внимании. Слова Луиса казались ему собственными словами, точно у них обоих была одна голова, одни мысли.
– Да.
– Так. Ты мастер передергивать. Как-то ты показывал мне много фокусов. Ты умеешь вытаскивать карты из рукава, незаметно прятать…
– И летать, и скакать, и являться, где хочу,и…
– Прекрасно. Мы подошли к сути дела. Мы будем играть в покер, а ты раздашь нам карты.
– С подтасовкой?
– Не
Он замолчал, ожидая, какое впечатление произведут его слова. На бледном лице Танжерца жаркими угольками горели глаза. Он снова провел рукой по губам.
– О!
– Ты постараешься сделать это так, чтобы никто ничего не заметил. Ты сдашь ему разную масть, чтобы он не смог подобрать ни одной пары. Тогда ему наверняка стрелять.
Урибе с восхищением взирал на Луиса. Все это было ново, неожиданно. Он словно парил в облаках. Снова обращались к нему за помощью. Значит, ничего еще не произошло!Ему вдруг безудержно захотелось выкинуть какой-нибудь номер, поведать им всем о своем секрете.
– Я белый голубок.
– Да перестань ты, – остановил его Паэс. – До жеребьевки несколько часов, надо, чтобы ты хорошенько усвоил то, что я тебе сказал. И кроме того, не разевай клюва. Это должно остаться между нами.
– А Давид?
– Он ничего не знает.
– Все это очень злодейски, правда?
Паэс не обратил внимания на эти слова.
– Э-э! Неважно. Все равно, он или кто другой.
– Ты это придумал потому, что он трус, ведь так?
– Да.
– А с ним ничего не случится?
– А что может с ним случиться? Мы ведь все заодно!
– Да. Верно.
– Только струхнет немного.
– Конечно.
Они помолчали. Паэс налил себе рюмку.
– Ты запомнишь, что я тебе сказал?
– Разумеется. Ты мне подмигнешь во время игры, и я…
– Не подмигну и не сделаю никакой другой глупости. Я говорю с тобой серьезно, дурацкая твоя башка!
Урибе скорчил сокрушенную рожу.
– О, прости меня! Я это просто так сказал. Ясное дело, я все запомню и сделаю, как надо. Только не смотри на меня такими глазами. Ты меня огорчаешь. Заставляешь чувствовать себя стариком. Ты мне больше нравишься, когда смеешься…
– Хорошо, сейчас посмеюсь.
– Нет, не так. Ладно. Договорились. Можешь на меня положиться.
Он схватился рукой за голову.
– Я сильно пьян.
Урибе повернулся к одной из женщин, которая наливала себе в стакан мятные капли, и начал строить ей рожи. Он кривил рот, вращал глазами, изображал удушье.
– Полагаю, мне можно немного выпить? – спросил он Луиса.
– Если ты через два часа будешь в нормальном виде, делай что взбредет, но только смотри, не забудь. Никому ни слова.
– Ладно. Буду нем как могила,
Кто-то толкнул висевшую над головами лампочку с плоским, тарелочкой, абажуром. Раскачиваясь, она выхватывала из темноты лица собравшихся. Они возникали вдруг, напряженные, точно припудренные известью; мелькали отдельные предметы: стаканы, спинки стульев; жестикулировали, скрещивались оголенные руки. Все захлестывала невидимая волна. Давиду казалось, что он летит куда-то вниз на качелях. Он взглянул на лампу: круглая колбочка с тонкими радиально натянутыми нитями походила на паука, который качался на своей паутине.
Стоял неописуемый шум: всем уже было море по колено. Пол уходил у Давида из-под ног.
– Хватит. Остановите ее. Меня тошнит.
– Кто это сделал?
– Кто же еще, кроме Танжерца!
Давид повернулся в ту сторону, куда указывал палец. Урибе сидел на столе среди бутылок, скрестив на груди руки, окруженный почитательницами.
– Враки, – сказала одна из них. – Танжерец сидит спокойно и рассказывает нам разные истории.
Урибе ласково погладил защитницу.
– Спасибо, солнышко.
Кто-то остановил лампу. Привел в равновесие гирьки и водрузил на место упавшие подвески.
– Наконец-то, – раздался голос.
Незнакомая Урибе девушка раздвинула круг слушательниц и протянула ему рюмку водки, при этом она поднесла палец к губам.
– Вы только посмотрите на него. Сегодня он в ударе.
Урибе, увидев Давида, неприязненно поморщился.
– Звезды не благоприятствуют вам сегодня, поэт. Марс и Венера предаются любви прямо у вас под носом.
Девушка-защитница нетерпеливо торопила Урибе.
– Продолжай, Танжерец.
Урибе не обращал на нее никакого внимания, он с наигранной таинственностью говорил только для одного Давида.
– Готовьтесь. Настал ваш час.
Давид попытался поддержать шутку. Он даже силился улыбнуться.
– Хорошо. Я буду иметь в виду.
Девушки зашумели.
– Ну, давай же, Танжерец.
– Что сказано, то сказано.
– Что сказано? Что ты сказал?
– Самое основное.
Он вытер губы платком.
– Прежде всего, никакого потворства.
Он отошел от девушек, и Давид взял его под руку.
– Где остальные? Я только что пришел и вижу лишь тебя п Риверу.
– Агустин у себя в комнате. Он еще в кровати.
– А где Анна?
– Ее увела Лола. Уже целый час они где-то шушукаются.
Давид пошел в спальню Мендосы. Тот был одет, но еще не вставал. Луч света, проникавший в приоткрытую дверь, словно разрезал Мендосу вдоль тела. Остальная часть комнаты была в темноте.