Ловушка для хищника
Шрифт:
– А у тебя есть жена и дети? – замотав головой, совсем не по-взрослому, как-то растеряно и невинно, Лео всё-таки капитулировал, лишая возможности спрашивать у него ещё что-либо.
* * *
Пересекшие северные индийские провинции с запада на восток, четверо скитальцев оказались в Непале, ещё издали затаив дыхание от высоких горных хребтов, как кардиограмма сердца земли угловатыми вершинами заполонивших горизонт. Там на их пути всегда становился перевалочным пунктом буддийский храм на возвышенности, с золотым тонким шпилем, со служебными и хозяйственными пристройками рядом, одной из которых была помывочная. Наводящие порядок в исламских государствах, полных фундаменталистов, радикалов и религиозных фанатиков, корейские воины с удовольствием погрузились в атмосферу религии, не допускавшей никакого насилия почти никогда за всю свою историю. Воистину, было в философии буддизма что-то такое, что не позволило произойти ни Крестовым походам во имя Будды, ни захватническим войнам с шахидами, во славу нирваны и пророка её
Встретившие странников лысые монахи в оранжевых одеждах приветствовали гостей. Некоторые из них знали Хакёна, Хонбина и Тэгуна уже не первый год. Девушку они тоже по-отечески приняли, проводив её в отдельную комнату, где предоставили самой себе на некоторое время. Заринэ впервые за долгие дни вздохнула с некоторым облегчением. Ей казались чудными и странными эти лысые люди в их оранжевых тогах, она даже не понимала, что они служители другой веры. Но они внушали доверие и излучали тепло. К тому же, Лео уважительно кланялся им. Видимо, это почитаемые старейшины, что-то вроде имамов, возможно. Есть ли у них Коран? Заринэ окончательно запуталась, когда наступало время молитв, поэтому время от времени читала их тихонько под нос беспорядочно, не понимая, раньше надо было или позже. Но главное читала. Правда, когда она бубнила их четвертый или пятый раз, ближе к ночи, Лео старался скрыться куда-нибудь, из-за чего Заринэ инстинктивно дочитывала их быстрее. Ему мешали её молитвы или он знал, когда их нужно совершать и раздражался её незнанием? Но нет, он же сказал, что не правоверный, и сам он не молится… нет, всё-таки вряд ли они Рафаил, Джабраил и Микаил…
– Заринэ, - в комнату заглянул Эн, окликнувший её. Она отвернулась от окна, в котором разглядывала маленький вычищенный дворик. С него веяло прохладным воздухом, как будто в нем разливалась колодезная вода. Никогда прежде не виданные ею снежные вершины терялись в облаках далеко-далеко за крышами домиков напротив. – Тебе приготовили там помещение, чтобы ополоснуться, - молодой человек запнулся, испытав редкую для себя неловкость. Не любил он решать интимно-гигиенические проблемы с противоположным полом, но кто, если не он? Иногда Хакён завидовал немоте Лео, она освобождала его от многих неприятных участий. – В общем, спускайся, тебе покажут, где можно вымыться.
Кивнув, девушка тут же пошла следом за ним. Голова уже третий день чесалась от грязи, хотелось промыть свои длинные и тяжелые волосы, набившиеся песком и тысячей ароматов, от пота и выхлопных газов, до случайно впитавшегося чьего-то парфюма из общественного транспорта. Одежду тоже не мешало бы постирать, но заменить её нечем. Ходить с непокрытой головой она не может, так что придётся вновь влезать в грязную и драную паранджу.
Эн перепоручил её человеку в преклонных годах, у которого гладкой была только та самая лысина. Но он располагающе мягко улыбался, указывая, куда идти, и Заринэ послушно плелась за ним. Одноэтажный деревянный домик пах эвкалиптом и можжевеловым паром. Резные панели украшали веранду, отгораживая от двора, а за ней уже плотная стена закрывала прихожую. Приведший девушку монах указал на порог, продемонстрировав, что надобно разуться, после чего сделал жест, указывающий внутрь, и ушёл обратно, не входя. Заринэ скинула почти развалившуюся за время долгого путешествия обувь, вошла в явно старую, но подновленную недавно постройку. Крючки намекали на то, что тут раздеваются. Терпение сразу же кончилось и Заринэ с удовольствием стянула с себя удушающую из-за пыли и вони паранджу. Проход без двери вел дальше, в маленькую комнатку, где стоял небольшой, но вместительный чан. Рядом с ним, подернутые горячим парком, стояли два полных ведра, и ещё два с водой холодной. На одном из них лежал ковш. Готовая засмеяться от счастливой возможности помыться хорошенько, Заринэ принялась за дело.
Вычищенные волосы упали толстым водопадом ниже талии, черные, как нефть. Кожа раскраснелась от того усердия, с которым её терли, но результат порадовал персиянку. Теперь она благоухала и, когда пришла пора одеваться, руки так и упали, не в состоянии натянуть на себя изношенную одежку. Что, если постирать её прямо сейчас и подождать, когда она высохнет? Заринэ заметила, что на табуреточке в сторонке лежит стопка сложенных вещей. Это для неё? Развернув их, она увидела добротный хлопковый халат. Он закроет её всю, несомненно, кроме головы. Как же быть с ней? Тут нет ни одной женщины (она не видела, по крайней мере), а ходить среди мужчин непокрытой – срам, срам! Разволновавшись, девушка бросила паранджу в чан, в котором мылась сама, и принялась, плеская на неё оставшуюся воду, отстирывать её по возможности. Вода быстро стала коричневой, плотная ткань намокла и стала тяжелой. Заринэ затерла её, экономя остатки влаги в ведрах. Кое-как управившись с этим, она завертелась в поиске подходящей сушилки. Где теплее и суше? На крючках в прихожей? Зацепив за них края паранджи, она облачилась в халат и села напротив, ожидая, когда та высохнет.
– Заринэ! – раздалось снова снаружи. – Ты здесь? – Она просидела, наверное, ещё минут тридцать помимо тех тридцати, что мылась, и пятнадцати, что стирала. – Ты тут? – искал её Эн, явно подступая к двери. Девушка поднялась и прижалась к стенке, спеша предотвратить его вторжение:
– Да, я тут! Пожалуйста, только не входи!
– Ты ещё не оделась? – встал он на ступеньке.
– Я… тут был только халат, и ничего, чтобы покрыть голову… я жду, когда высохнут мои вещи. Я постирала их.
– Это так важно? – изумился Хакён, но сразу же вспомнил, что мусульманские женщины, действительно, очень чтят это правило. Вопрос был риторическим.
– Нельзя, чтобы мужчины видели без платка…
– Сейчас принесу что-нибудь, подожди. – Как бы иногда ни казалось неправильным или смешным что-либо, Эн относился с уважением к чужим принципам, если они не были совсем уж нелепыми. Что плохого в том, что некоторые женщины привыкли себя так прятать? В какой-то степени это играет роль и в их порядочности. Некоторым девушкам на их родине – Корее, и в большинстве мест западного мира не помешало бы перенять хотя бы часть стыдливости и скромности таких, как Заринэ.
Через некоторое время его рука с широким платком просунулась в дверь. Поблагодарив, персиянка завязала его вокруг головы, спрятав волосы, убрав все до единого волоска. Палец Эна из-за угла указал на черные сохнущие тряпки.
– А это выбрось. В таком костюме ты будешь слишком привлекать внимание, когда мы поедем дальше. – Стоило ли брать её дальше, ещё было неизвестно. Пока она приводила себя в порядок, Хонбин высказал мнение, что здесь тоже неплохие условия для проживания, и тащить её до самой Каясан смысла нет. Лео согласился, поскольку выдавать секретное логово золотых перед той, что не обязательно поселится там навсегда – рискованно. Это он написал на клочке бумаги. Эн заметил, что тут нет ни одного человека, который знал бы персидский, и ей будет очень сложно и некомфортно пообвыкнуться. Троица задумалась, и пока так и разошлась с этой дилеммой.
Не зная, что её судьба не решена, Заринэ осторожно покинула баню, надев поставленные кем-то тапочки, вместо старых башмаков. Чувство жизни, свободы и никогда прежде не испытываемой неги растеклись по телу. Давно ей не было так хорошо. Дома не было и минуты, чтобы не спеша пройтись, без тяжелых ведер в руках, без беготни по этажам с метлой, без щетки, которой драились полы под укоряющим взглядом свекрови. В пять утра она вставала, чтобы топить печь, а к двенадцати ложилась, помыв последнюю сковороду. Приводила в порядок она себя наспех, не тянулась, а скорее шла дальше, к делам, было ли то ткание ковра или замешивание теста для горячего хлеба, который обожал муж. Если хлеб не подавался к столу вовремя, то он наматывал её волосы на кулак и трепал за них, крича, а если был в плохом настроении, то мог и ударить по лицу. Когда же в гости приходили её братья и отец с дядьями, то хлопот только прибавлялось, нужно было обслужить в пять раз больше народа, а о жалобах на плохого мужа не могло идти и речи. Если бы она заикнулась о том, что муж её не любит, то получила бы от отца, потому что «плохо же ты балуешь его, и не можешь видно ему угодить, раз он тебя не любит!». Заринэ больно прикусила губу, вспомнив это. Глаза увлажнились. Это всё показалось каким-то забывающимся страшным сном. Не дай Аллах проснуться сейчас и опять очутиться там, среди них всех! Что за кошмар там был, нескончаемый, день за днем, четыре года подряд… и когда она бежала, её обвинили в сговоре с каким-то мужчиной, хотя она ни с кем, кроме родственников никогда не перемолвилась и словом. Какой мужчина в их селе, где три улицы да пять десятков домов? Как ей объясняла мать, после того, как её поймали и заперли: «Не можем же мы сказать, что ты сама надумала убежать от супруга своего! Что о нас скажут? Так-то мы тебя воспитали? Нет уж, лучше пусть тебя соблазнил кто, испортив, чем ты честь семьи запятнаешь!». И это всё она говорила, прекрасно понимая, что за прелюбодеяние дочь умертвят, а за побег от жестокого мужа просто вернут обратно, но, правда, родителям будут всегда напоминать и упрекать, что не приучили дочь к порядку. А тогда ведь и других девушек из их семьи замуж бы никто не взял… Заринэ всё это время, вся в своих мыслях, медленно шла от одного края двора к другому. Когда думы кончились, она услышала плеск воды за углом. Приостановившись, она завернула и, вместо того, чтобы вернуться в комнату, устремилась поглядеть, где шумит вода.
Между двумя одноэтажными домишками был узкий проём. Протиснувшись в него, Заринэ высунулась. У колодца, выложенного камнями, окруженного площадкой из булыжников, поливал себя холодной водой Лео. Видимо, он уже вымылся, и теперь только ополаскивался. Совершенно без всего, стоя к ней задом, он опрокидывал на себя ушат воды, зачерпнутой из колодца, когда Заринэ сделала последний шаг к углу. Если бы не струи воды в ушах, он бы услышал её. Девушка замерла. Она уже видела его голую спину со шрамами, но его обнаженных длинных ног и бедер ей видеть не приходилось. Внутри вспыхнул жар. Это было невиданное зрелище, ещё более завораживающее, чем непальские горы вдали. О, Аллах! Мысленно отругав себя, Заринэ закрыла глаза. Голый мужчина – нельзя, нельзя смотреть! Но веки сами собой раскрылись, и взгляд опять впился в Лео, трясшего головой, как выбравшийся из реки тигр. С его волос капли летели во все стороны. Крепкие руки отставили ведро, при этом спина изогнулась чуть в бок. Рельеф мышц прорисовался повсюду, так что у персиянки жилы стянуло от панорамы увиденного. Она приложила пальцы к губам. Какие руки, какие плечи… что за дивная фигура! Нет, он и впрямь напоминает жеребца, чьи мускулы так же играют при скачке. Заринэ вспомнила те несколько часов, что провела в одном седле с Лео. Прикосновение его груди к её спине, его мускусный запах из-за плеча долетающий до ноздрей, придерживающие её ладони, уверено касающиеся её боков. Жар по организму полился сильнее. Так вот, что скрывалось под неброской одеждой. Так вот, каков этот незнакомец, чужестранец… Лео дернулся, почувствовав что-то, и его лицо повернулось к ней. Ахнув, Заринэ нырнула вглубь прохода между стенами, но так там и осталась. Ноги не слушались. Он увидел её, решит, наверное, что она подсматривала. Залившись краской стыда, девушка подумала, что надо было бы извиниться и оправдаться. Но как? Он там ещё голый… найти его позже? Лео вдруг возник рядом, успевший натянуть штаны, он вырос из ниоткуда и сурово оглядел персиянку.