Ловушка для птички
Шрифт:
«Не так обидно совершить ошибку, как её повторить», — сказал мне тогда папа, и я запомнила. Села за стол и перечитала правила по каждой из ошибок. С тех пор диктанты писала на «отлично».
Я ошибалась в жизни не раз, но всегда старалась делать работу над ошибками. Хорошо усвоила урок.
После того, как Никита ушел, я пишу ему примерно сотню разных сообщений, но ни одного не отправляю. Перечитываю их и понимаю, что эти попытки себя оправдать ничего не исправят. Здесь работает другое правило, но я его
Оставшиеся дни отпуска проходят отвратительно.
Мы с мамой и Николь все так же завтракаем за общим столом, ходим к морю и плаваем в бассейне, но меня ничего не радует. Я стараюсь улыбаться, а иногда и смеюсь вместе с дочерью, но на самом деле мне плохо настолько, что больно дышать.
Мама постоянно косится. Увидев Никиту, она сразу поняла, что я её обманула. Мы договорились не лезть друг к другу с откровениями, и она молчит, но от этого не легче.
Вечером накануне отлета Николь капризничает и жалуется на боль в горле. Мама вздыхает, что я напрасно позволила ей съесть мороженое. Меня все раздражает, но я сдерживаюсь и пакую чемоданы.
Отпуск не получился, возвращаться домой нет никакой радости.
Сижу на террасе, завернувшись в теплый плед, туплю в телефон. На Майорке тоже похолодало. Осень. Хандра витает в воздухе и гложет меня изнутри.
Откладываю телефон и смотрю в пустое небо. На нём нет ни одной звезды. Хочется тихонько поплакать, но не получается.
— Соня, можно поговорить с тобой?..
Мамин голос заставляет вздрогнуть. Я киваю и ёжусь. Мама не хочет улетать в состоянии молчаливого конфликта, но разговаривать волнительно нам обеим. Она присаживается рядом.
— …У вас с Никитой какие отношения сейчас? — спрашивает аккуратно.
— Натянутые, мягко говоря.
— Как жаль, — вздыхает мама. — У Арсения совсем нет заказов, а холдинг Гордиевских процветает…
— Могу помочь деньгами. То есть вернуть долг. Вы оплатили мне учебу, я благодарна.
— Дело не в деньгах. Ему нужна работа, он без неё с ума сходит, — она снова вздыхает. — Почему вы поссорились?
— С Никитой? — она кивает. — Ну… Он узнал, что Николь его дочь и обиделся. Мы разругались.
— Он не знал, что она от него?! — у мамы глаза чуть из орбит не вываливаются. — Ты и его обманывала?! Зачем?!
— О-о-о, — тяну я, — ты слово в слово повторяешь его вопросы.
— Но это же нонсенс, Соня! Глупость какая!
— Глупостью было залететь от сына убийцы отца. Дальше я действовала по обстоятельствам.
— Какого убийцы? Чьего отца? — лицо у мамы странно вытягивается.
— Ты забыла, что отец Никиты убил твоего мужа?
— Кто сказал тебе такую чушь?!
— Ты, мама! Ты это мне сказала! Что с тобой не так?! По телефону ты тогда сказала… — я запинаюсь, — намекнула, что его преднамеренно убили.
— Господи, Соня! Что ты говоришь?! — перебивает
— Но тогда ты рассказывала по-другому! — пришла моя очередь перебивать. — Ты сказала, что у них был серьезный конфликт и никто не верил в случайность гибели папы.
— Конфликт был. Твой папа был категорически против этой технологии в жилом строительстве, а Гордиевский продвигал новый ГОСТ. Из-за этого они поругались, хотя раньше были приятелями. Мы даже на корпоративах холдинга гуляли, и не раз. Я была знакома с мамой Никиты. Он очень на нее похож.
— Что? — переспрашиваю ошарашено. Все, что я сейчас слышу, идет вразрез с тем, что формировало мою действительность последние три года. — Ты же говорила, что следователь не старался. Я помню! Ты сказала так, будто Гордиевский подстроил убийство под несчастный случай.
— Ты совсем не так поняла, доченька, — вздыхает мама, и я вижу, что она плачет. — Гибель папы назвали несчастным случаем, но там была преступная халатность. Наказания никто не понес, а должны были. И технологи производства, и главный инженер. Коллеги твоего отца настаивали на переквалификации дела, но Гордиевский не хотел шумихи и замял. Хотя сам чуть не пострадал. Он ведь тоже был на испытаниях.
Я смотрю на плачущую маму стеклянными глазами и не верю своим ушам. Она разводит руками:
— …Никто никого не убивал специально, Соня. Ты поняла меня неверно. Прости! Мне так жаль…
Я обхватываю голову и роняю ее на колени. Укрываюсь, словно где-то рядом бомбят. Мой мир сейчас взрывается, и мне не остается ничего, кроме как прятаться, чтобы уцелеть.
Что же я натворила?..
Всю ночь я бесконечное количество раз прокручиваю разговор с мамой, ища себе оправдание. Винить других гораздо легче, чем принять факт, что во всём виновата сама.
Осознание ошибки дается тяжело. Я плачу и противлюсь точно так, как в детстве, когда боялась заглянуть в почерканный листок с диктантом.
Утром в аэропорту ловлю на себе долгие и жалостливые взгляды мамы. Она улетает на три часа раньше нас с Николь. Мы приехали ее провожать и будем тусоваться в зале ожидания до своего рейса.
За огромными стеклами льет дождь. Ненавижу сочетание дождь-самолёт. С того самого дня, когда мы с Никитой прощались в парижском аэропорту. Погода была точно такой же. Когда он улетел, мне позвонила мама. Она хотела поддержать, начала рассказывать об отце. Я была как в тумане и не захотела слушать до конца. Сделала поспешные выводы. Чудовищно ошибочные!