Ложь во спасение
Шрифт:
– Перестань, прошу тебя!
На Янку смотреть было жалко. Он снова почувствовал себя подлецом, достойным казни на электрическом стуле, но чувство приближения неминуемой опасности было сильнее, и попытки избежать ее были скорее инстинктивными, чем сознательными.
– Хорошо, – пробормотал он, отводя взгляд. – Я, конечно, не совсем понимаю, зачем вообще об этом разговаривать. Но если ты считаешь нужным – пожалуйста.
Он начал вспоминать вчерашний вечер с того момента, как вышел из цветочного магазина. Рассказ вышел коротким, даже и пяти минут не потребовалось,
– А потом ты включила свет, – закончил Евгений. – Ты включила свет, и в этот момент наша жизнь раскололась на две половинки. Прости, звучит пафосно…
– То есть… – не обращая внимания на его последние, не относящиеся к фактической стороне событий, слова, задумчиво сказала Яна, – то есть с того момента, как ты вышел из дома, и до той минуты, как я включила свет, времени прошло минут тридцать, не больше.
– Ну да. Тридцать минут. Может быть, тридцать пять.
– Получается, что за это время кто-то… кто-то успел зайти в нашу квартиру, переодеться в твой спортивный костюм, каким-то образом привести сюда Слизня, усадить его в кресло, ударить топором по голове, снова переодеться и смотаться, не оставив следов…
– Шустрый товарищ, однако. Получается, так.
– Жень, а ты понимаешь, что это значит?
– Ни черта я не понимаю, – ответил он, опуская глаза на сцепленные в замок руки. Собственные руки с побелевшими пальцами отчего-то показались чужими, он даже засомневался, что сейчас, если захочет, сможет пошевелить этими пальцами. Ощущение было неприятным, и избавиться от него не получалось.
– Это значит, что человек, который… человек, который сделал это, очень хорошо знал тебя.
– Может быть, – вяло согласился Евгений. Думать об этом не хотелось. Кажется, он уже обсуждал сегодня это с Ленкой Лисичкиной и пришел к тому же выводу.
За окном резко и неприятно завыла автомобильная сигнализация. Вполне подходящий саундтрек, чтобы передать настроение эпизода, мысленно усмехнулся он. Ощущение нереальности происходящего не отпускало ни на миг – может быть, именно поэтому и возникали постоянно эти кинематографические аллюзии. Дождаться бы того момента, когда невидимый режиссер наконец скажет: «Стоп, снято!»…
– Он хорошо знал тебя, – каким-то несчастным шепотом произнесла Яна. – Это во-первых. Во-вторых, у него были ключи от твоей квартиры. То есть дубликат ключей…
– Это могла быть отмычка, – возразил Евгений, чтобы что-то сказать. В существование отмычки не верилось, потому что человек, проникший в квартиру, определенно не собирался ее ограбить. А отмычка, в представлении далекого от криминальной жизни Евгения, была принадлежностью профессионального грабителя.
– Не думаю, – после недолгих размышлений ответила Яна. – Вспомни, у кого-нибудь был дубликат ключей от твоей квартиры?
– У тети Аллы, – вяло усмехнулся Евгений. – Все сходится, мы нашли убийцу.
– Вспомни, – настойчиво повторила Яна. – Может быть, когда-нибудь давно ты оставлял ключ соседям или кому-нибудь из друзей…
Он помнил совершенно точно, что никому и никогда не оставлял ключей от своей квартиры. Родители жили на другом конце города и не имели привычки навещать сына в его отсутствие. Никаких комнатных цветов, собак или кошек в доме отродясь не было, зачем же было оставлять ключи соседям или друзьям?
Он помотал головой, подведя итог коротким размышлениям о цветах и собаках.
– Значит, ни у кого не было. Ни у кого, кроме тебя и меня.
– Выходит, он прошел сквозь стены. Чертов призрак, попробуй теперь его поймай!
– Женя, есть еще один важный момент. Этот человек… Он знал Слизня.
– Логично. Зачем убивать незнакомца, даже не попытавшись вытащить у него кошелек? Тем более таким странным способом. Я имею в виду место убийства…
Евгений чувствовал, что его беспомощная ирония сейчас совершенно не к месту, что она только ранит их двоих, превращая ситуацию в фарс. Но в глубине души что-то отчаянно сопротивлялось попытке анализа. Возможно, осознание того, что логика и анализ обречены на провал.
– …вместе! – Погруженный в собственные мысли, он услышал только окончание фразы. – Ты это понимаешь? По-другому быть не могло!
– О чем ты?
– О том, что они хорошо знали друг друга! Что они вошли в квартиру вместе, а значит, не было никакой отмычки! И Слизень чувствовал себя в полной безопасности, и его не удивило, что этот человек открыл квартиру твоими ключами, надел твой спортивный костюм… Как будто это было совершенно нормально…
Яна замолчала.
– Бред какой-то, – пробормотал Евгений.
Теперь, впервые попытавшись представить развитие событий, он понял, насколько странно выглядит ситуация. Убийца, по всей видимости, осведомленный о том, что в течение некоторого времени квартира будет пустая, приглашает Слизня подняться наверх. Тот соглашается, видимо, без всякой задней мысли. Затем он открывает дверь ключами, спокойно переодевается в домашний спортивный костюм Евгения и идет на балкон, где в подвесном шкафчике хранятся всякие разные гвозди, шурупы, молотки и отвертки. В том числе и топор. Получается, и про шкафчик на балконе ему тоже было прекрасно известно. А главное, про Янку, которая должна была, но не смогла в этот день забрать свою машину из ремонта. Получается…
– Бред, – повторил Евгений. – Никто не знал о том, что я пойду встречать тебя на остановку! Я и сам не знал, что выйду из дома, до тех пор, пока ты не позвонила! Здесь ничего не сходится и не может сойтись, потому что, кроме меня, никто об этом не знал! Никто, понимаешь?
– Понимаю, – ответила она как-то слишком тихо и отвела глаза в сторону. – Никто.
Он не успел еще подумать, что значат эти ее тихие слова и неловко опущенный взгляд, а незнакомое прежде чувство острой жалости к самому себе вдруг накрыло его с головой. Он едва не захлебнулся этим чувством, увидев со стороны уставшего, испуганного, растерянного и совершенно одинокого человека, в котором трудно, почти невозможно было узнать того Евгения Шевцова, который еще вчера строил планы на будущее, был полон сил и радостных надежд.