Ложь во спасение
Шрифт:
Вспомнил и почувствовал, как ненужные, глупые и бессмысленные воспоминания дружно собираются в теплую волну в самом низу живота. Как начинают медленно закипать и проситься наружу, ища выхода…
Евгений просто остолбенел, осознав, что с ним происходит.
И долго еще стоял столбом, отвечая, кажется, невпопад на Ленкины вопросы. А голове стучала тяжелым молотом только одна мысль: он хочет ее. Он ее хочет так, как никого и никогда, ни разу в жизни не хотел, даже Янку. Он хочет ее до умопомрачения, прямо здесь, прямо сейчас, и, кажется, нет на свете силы, способной его остановить…
Он даже сделал уже шаг навстречу, словно прыгнул вниз с парашютом, решив для себя – будь что будет. Но в последний момент задавленный воспоминаниями разум все-таки сумел пробиться сквозь волну чувств. И Евгений приземлился на табуретку – вместе с парашютом, который так и не успел раскрыться.
Теперь, сидя в машине, под тихий шум просыпающегося двигателя «Нивы», он размышлял о том, что же это было. И было ли оно вообще. И если было, то почему оно было. А главное, что будет дальше…
Ни на один из поставленных вопросов найти ответа он так и не сумел. Двигатель давно прогрелся до нужной температуры, а Евгений все сидел, грея ладонью рычаг переключения скоростей, в очередной раз забыв о том, что дома его уже наверняка ждет Яна.
Она на самом деле ждала его.
Но не одна, а в компании тети Аллы – той самой домработницы, которую всерьез боялся Евгений. В этот раз он, пожалуй, впервые за все время работы у них тети Аллы обрадовался ее присутствию. Третий часто бывает лишний, но далеко не во всех случаях. Наличие тети Аллы избавляло от необходимости оправдываться, сочинять очередную версию о причине задержки на работе. Отсрочка была временной, Евгений прекрасно это понимал – домработница, догладив белье в спальне, очень быстро собралась и ушла, снова оставив их с Яной наедине в квартире, которая, кажется, уже давным-давно превратилась в могильный склеп.
– Ты же сказала, что отпустила ее, – спросил Евгений без интереса и даже без знака вопроса в конце. Просто для того, чтобы не молчать. Вчерашний разговор все еще висел в тяжелом, пропитанном отчаянием и недоверием, воздухе.
– Я подумала, что это может показаться подозрительным. Поэтому попросила прийти. Она и ужин заодно приготовила. Будешь есть?
– Я не голоден, – соврал Евгений, с тоской вспомнив Ленкину яичницу. – И что-то неважно себя чувствую. Голова болит. Пойду спать, наверное.
– Девять часов вечера. Самое время спать. Не забудь посмотреть «Спокойной ночи», – без выражения в голосе посоветовала Яна.
– «Спокойной ночи» уже закончились. Придется сегодня засыпать без вечерней сказки… для малышей.
«Этот кошмар не кончится никогда, – тупо подумал он, вешая в шкаф одежду. – Она всегда будет видеть во мне убийцу и ждать признания, а я буду ненавидеть ее за это и бесконечно грубить… Так будет всегда, ничего не изменится даже если…»
– Женя, – послышался рядом ее голос. Пришлось прервать поток мыслей и выглянуть из-за дверцы одежного шкафа.
– Что?
– Я хотела спросить тебя… Где ты был?
– Что значит – где я был? На работе, где же еще…
– Я не про работу сейчас спрашиваю.
– А, понятно, – скривился Евгений. – Извини, задержался. Зашел в соседний подъезд и тюкнул по голове топориком парочку соседей. Ты же знаешь, я без этого жить не могу. Ни есть, ни спать не могу. Хобби у меня такое теперь, понимаешь?
– Очень смешно, – ответила Яна. – Но вообще-то я спросила про ночь.
– В смысле? – опешил Евгений. – Что значит – про ночь?
– А то и значит, – глядя на него обжигающе холодными глазами, пояснила она. – Я спросила, где ты был ночью.
– Какой еще… ночью?
– Этой, – прозвучал в ответ слегка раздраженный голос. – Этой, сегодняшней, ночью.
Джемпер почему-то никак не вешался на плечики. Рукава путались, одно плечо перевешивало другое, как будто кто-то заколдовал этот дурацкий одежный шкаф, в который теперь ничего невозможно было повесить…
Он швырнул плечики вместе с джемпером на диван, хлопнул, не пытаясь рассчитать силы, дверцей шкафа и яростно прошептал ей в лицо:
– Этой ночью я спал. Спал, слышишь? В одной постели с тобой, между прочим, спал. Ты не заметила?
Под напором его ярости Яна сникла, отвела в сторону взгляд.
– Нет уж. – Евгений не мог остановиться. – Нет уж, ты мне скажи! Скажи, не заметила?
– Не заметила, – отозвалась она горьким эхом уже откуда-то из глубины соседней комнаты. Евгений, ослепленный яростью, даже не увидел, как она вышла. – В том-то и дело, что не заметила. Если бы заметила, не спрашивала бы.
– Янка!! – заорал он и бросился вслед за ней. Догнал, схватил за плечи и стал трясти, как куклу, набитую паклей. – Нет, ты объясни мне, что все это значит! Что значит – не заметила?!
– Пусти меня, – жалобно простонала она. – Пусти, пожалуйста…
«Боится. – Мысль разорвалась внутри маленькой бомбой, раскидав звенящие осколки по всей голове. – Она ужасно меня боится…»
Ему даже самому стало страшно от этого ее страха.
Он отпустил ее – руки разжались сами собой и безвольно повисли вдоль тела.
– Не надо меня так сильно бояться, – сказал он больным голосом. – Я тебя… не трону.
Она кивнула в ответ и отступила на шаг.
– Я спросила, потому что… потому что проснулась ночью, а тебя не было. Я думала… Я ждала целый час, а потом мне стало страшно, и я… Выпила снотворное и заснула.
Она говорила куда-то в пустоту. Словно и не про него говорила, ни к нему обращалась, а проговаривала какую-то скучную роль, навязанную ей не блещущим талантами режиссером.
«Черт!» – подумал Евгений. Только этого еще не хватало. Не хватало только стать лунатиком, разгуливать ночами по близлежащим крышам, пугать кошек и летучих мышей. Он совершенно не помнил, что вставал ночью с постели. Он даже и не подозревал об этом. Сон был тяжелым, полным сновидений, обрывки которых еще носились в воздухе, когда он проснулся. Но теперь, спустя четырнадцать часов, собрать целую картинку из этих обрывков не представлялось возможным.