Ложь
Шрифт:
Длинные ресницы трепещут, девчонка открывает глаза. Темно-карие, они с удивлением или даже испугом фокусируются на моем лице. А я смотрю на нее. Красивая. Очень. Глаза большие, губы пухлые, но свои. Я такое уже на раз вычисляю. Нос чуть великоват, но это ее не портит, а наоборот даже. Подчеркивает редкую нынче индивидуальность красоты.
Голос — приятный, хоть и с акцентом. Откуда она? Россия? Украина? Второе скорее всего. Но в обоих вариантах все будет просто — такие ведь на все готовы ради одной только иллюзии возможности остаться жить за бугром, а не возвращаться в унылую действительность родных краев. «Такие»… А эта нифига подобного. Не такая. Думал сперва нарочно динамит, чтоб цену набить. Даже
Я помню, как лишился иллюзии, что и у нее есть цена, только несколько иная. Сделал, чтоб работу потеряла, взамен предложив считай мечту на блюдечке, а все равно ничего не изменилось. Ведь у меня была Елена. Расстался бы с ней тогда не задумываясь, но уж слишком хорошо для бизнеса если в будущем фамилия Каминский окажется рядом с фамилией Беднаж…. Тогда я не понимал еще, что дело и не в этом тоже.
Я помню, как осознал, что не хочу наблюдать рядом эту избалованную стерву ни за какие коврижки. Хочу только ее — Вику. Послал все к такой-то матери и порвал с Еленой и прежней жизнью.
Я помню, как впервые ее поцеловал. Выпускной. Долгожданная свобода от лекций и семинаров. Она искренне рада за меня. Такая красивая с румянцем на щеках и влажно блестящими глазами. Хочу ее… Хоть просто коснуться не по-дружески. Вот он — нужный момент, а меня трясет, будто это мой первый поцелуй. Решился. А в ответ история о несчастной любви к какому-то чмошнику. Ну узнал о нем все. Такое. Воротила тот еще, надо признать, но мне все равно не чета. Да и о Вике стопудово думать забыл. Он смог. Значит и мне надо.
Я помню, как пытался забыть ее. Дни, недели, месяцы. С Еленой, с другими девками — одинаково безликими и пустыми на фоне той единственной, которой не нужен. Которая мне не по зубам. Мне? Вот уж нет. И я решил пробовать снова. Понимал ведь, что бьюсь головой о каменную стену, но не мог остановиться.
Я помню, как она согласилась быть со мной. Помню свой триумф, помню фейерверки, когда кончал с ней. Каждый из них — помню. Я будто умом повредился тогда. Не видел, не замечал ничего кроме того, чего хотел. А хотел я чтоб она меня полюбила. О, да. Хоть капельку так же, как я ее. Но вскоре понял, что этого так и не произошло. Она никогда не любила меня. Ни одной гребаной минуты. Притворялась — умело, искусно, как и все, что делала. И даже поняв это я не был готов остаться без нее. Того что жена недостаточно, а вот ребенок навсегда бы привязал ко мне — ей ли не знать, с кем он останется при разводе, учитывая мои связи. Однако и здесь она меня обыграла. Я сорвался, а она ушла. Я приполз к ней, и она царственно простила. Сучка. Бессердечная лживая сучка. Чего ей не хватало? Почему я не заслужил трех проклятых слов из ее уст или хоть ощущения наличия толики любви ко мне? Она ведь знает. Знает, что может крутить мною как хочет, всего лишь присутствуя рядом взамен, но не делает даже этого.
Я помню, как пытаясь отомстить ей отомстил себе разрушив то немногое, что между нами еще оставалось. Немногое… Лишь потеряв ее, окончательно потеряв, я понял, как много было у меня, когда она просто была со мной. Когда на дне ее темных глаз, в тембре голоса плескались добрые чувства ко мне, когда она заботилась, слушала, говорила. Когда от нее не веяло одним лишь ледяным холодом презрения….
Я помню, как возненавидел ее. Многие месяцы каждый сделанный
Я помню, как увидел ее в последний раз. В белом платье, невестой другого. Того, кого она спасала позабыв о себе. Того, за которого она была готова умереть. Грохот выстрела до сих пор стоит в ушах. До сих пор я вижу кровь, заливающую это ее проклятое белое платье, надетое не для меня. Утекающую, словно песок в часах, отсчитывающих последние секунды до момента, как мне станет легче.
??????????????????????????
Но не стало. Не важно ведь где она, не важно с кем, не важно, жива ли. Я все равно не смогу перестать любить ее. Вот только теперь мне не осталось даже ненависти, что поддерживала столько долгих как вечность дней и ночей. Мне осталась лишь череда воспоминаний. От нее осталась лишь череда воспоминаний. Это я сделал так, чтоб от нее осталась лишь череда воспоминаний. Это я ее убил.
А сейчас готов сделать что угодно, отдать что угодно, даже свою жизнь, лишь бы вернуться в ту секунду, когда спустил курок. Лишь бы исправить то, что натворил. Лишь бы она была живой. Дышала. Радовалась. Любила…. Пусть даже не меня.
Вот только даже сдохнув сейчас в этой вонючей каталажке, я не сумею исправить содеянного.
— Ничего, Вики…Ничего. Скоро мы встретимся. И там ты точно будешь моей…
Глава 28
«Многих мы теряем в дороге. А знаешь, кто все же добирается до больницы? Тот, кто все время на тебя смотрит. Не закрывает глаза, мыслит. Вот он и выживает».
Почему-то первым, что вспомнила придя в себя была именно эта фраза из старого фильма об инопланетном вторжении. Я всегда считала, что она была единственным, в чем сказавший ее сумасшедший герой был прав.
Впервые в жизни мне настолько физически больно. Плечо не просто горело огнем, в него будто засунули шипованную головку моргенштерна. Современного, а от того усовершенствованного. Ведь шипованный шар совершенно точно не умел расширяться раньше. Или умел? Попыталась припомнить и не смогла. Может потому, что слишком давно читала об этом…
Перед глазами все плыло, но я изо всех сил старалась сфокусировать взгляд и не отключиться опять. Смотреть. На своего самого-самого родного и любимого врача, что одной рукой гладил меня по лицу, а другой прижимал повязку на ране и не переставая повторял, что все будет хорошо. На своего любимого мужчину. Своего любимого мужа, которому я так и не успела вновь признаться в любви, в момент, должный стать самым счастливым, но обернувшийся трагедией.
Сжимая руль окровавленными пальцами, он вел машину. Быстро настолько, что казалось, будто мы сейчас взлетим. Он предельно собран и сосредоточен. Если б не белое как мел окаменевшее лицо и лихорадочный блеск в глазах, то показалось бы, что Артем само спокойствие. Однако это не так. Я чувствовала его боль и отчаяние и это намного, намного хуже любой раны.
— Как она? — проорал Артем на секунду бросив взгляд в зеркало заднего вида.
— Тема… Все хорошо, — сипло выдавила.
— Вика… Маленькая… Ты только не спи… Не спи, хорошо? — его голос срывался.
— Не буду, — наткнулась взглядом на лицо сестры. Она сидела полу боком на переднем сиденье, обхватив рукой спинку и беззвучно плакала.
Два страшных события за полгода… Бедная моя малышка. Такая маленькая. Особенно сейчас, с постоянно шмыгающим носом, закушенной нижней губой и потекшим макияжем она выглядела как ребенок, который залез в мамину косметичку и намазался всем, что там нашел и плакал теперь от того, что его за это отругали. Ах, если бы…