Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса
Шрифт:
Май встряхивается и оглядывается. Флотилия грузовиков чистильщиков покрыта рекламными слоганами.
– Тут во все встроена реклама? – спрашивает она инженера, надеясь сменить тему.
– Почему нет? – Он пожимает плечами. – Если все идет нормально, то на что целый день смотреть беженцам? На логотипы «Форда» или «Ниссана», «Макдональдса» и «Данона», «Эппла» и «Самсунга». Стать тем, кто принес им мир и процветание, какая реклама может быть лучше?
«А если не сработает, – понимает Май, – эти люди никогда больше не увидят таких символов». Спонсоры теряют
Компании спишут все как благотворительные пожертвования и так или иначе останутся с прибылью.
Они всегда остаются с прибылью. Они выигрывают при любом раскладе.
Умы, благодаря которым развился такой способ борьбы, несмотря на их жестко организованный, военизированный мир, родились из мирных протестов и легитимных с технической точки зрения свержений режимов. Это племянники и племянницы двух поколений операций ООН, высмеянных ведущими державами, но обладающих историей тихого, постепенно нарастающего развития и мучительно медленного прогресса.
Они – результат смоделированных решений, тестирования рынка и западного страха дурной славы.
Что в этом всем обозначало войну? В тренировочном лагере Май готовилась к кровавым схваткам ближнего боя и изучала групповые перемещения. Училась думать как часть команды. Полностью достигать целей миссии.
Армии нужны быстро соображающие решатели проблем, готовые применять насилие ради страны, которой они служат.
Теперь Май спрашивает себя, как так получилось, что она стала автоматизированным существом, настолько следующим букве закона и не трогающим ни волоска на голове врага.
Даже когда враг убивает невинных.
– Это не миссия, – объясняла Нгуен во время тренировок в Австралии. – Это нарушение мандата миссии. Не будете соблюдать его, станете всего лишь очередной силой вторжения.
– Но… кажется… неправильным, – возразил кто-то.
– Слово «правильно» приобретает новое значение, когда на вас эта броня. Она меняет уравнение. Вы становитесь высшей силой по отношению к самим себе.
– С таким технологическим превосходством мы просто не можем проиграть, – добавила Май.
– Зависит от того, что вы вкладываете в слово «проиграть». Люди с запада поняли пределы простого технологического превосходства, еще когда ваш дедушка был юнцом. – Нгуен смерила ее взглядом, и Май невольно спросила себя, получила ли Нгуен доступ к файлам Май, к истории ее семьи. – Страна – это выдумка о согласии, и Северная Корея выстроила миф и контролировала непревзойденную выдумку, подкрепленную полной изоляцией. Люди голодают и благодарят своих правителей за горстку риса, или говорят им спасибо за разрешение посетить лагерь Красного Креста, учрежденный западниками. Чтобы изменить эту выдумку, нам нужно изменить ту историю, которую видит мир, которую видит Северная Корея и с которой имеем дело мы. Сила – часть этой истории. Но мы ею не ограничиваемся.
Капитан Нгуен прошлась туда-сюда, рассматривая своих
– Эти методы недостаточно эффективны, когда их применяют прыщавые подростки, безработные и необразованные. Что действительно нужно, так это железная воля и командная структура военного мышления. Такого мышления, которое понимает: чтобы защитить родину, возможно, придется идти под град пуль и умереть. Такого мышления, которое в состоянии осознанно исполнять приказы. Ни одна страна не видела подобных сил вторжения.
Там был один из западных советников. Он вклинился в разговор:
– Армия выжала сто процентов из ядерного топлива, пока гражданские теряли время на политические инициативы, тратили впустую субсидии и бесконечно спорили. Мы просто сделали это. Мы создали интернет, наши ракеты отправили людей в космос. Требуется жесткий организационный потенциал и грубая армейская сила воли, чтобы делать такого рода миссии правильно. Иногда засранцев следует убивать. Но в остальное время мы будем использовать иное оружие для иного мира. Сегодня этим оружием будете вы: олицетворение хорошо управляемой ненасильственной военной мощи. Потому что вы – армия, и вы исполните это, и исполните хорошо, иначе вам придется провести часть «личного времени» с капитаном Нгуен.
А потом Май и ее товарищи-рекруты учились, как вести себя при обстреле, атаке и избиении, не демонстрируя и не проявляя агрессии.
Ей немного стыдно за то. что она чуть не провалилась там, на огневой точке. Всю дорогу назад она видит перед собой страх в глазах того солдата.
Труднее всего для Май – слышать отдаленные, нерегулярные выстрелы пистолета где-то в лесу. Чуткая акустика полной брони каждый раз выделяет выстрел из прочих шумов. Программа калибрует звук, предполагая, откуда он, и локация отображается на дисплее ее шлема.
Всякий раз, как звучит выстрел, Май смотрит на дьявольски красный маркер, демонстрирующий ей, где все происходит.
Каждый выстрел заставляет ее вздрагивать от понимания: это – казнь отчаявшегося и попавшегося гражданского.
– Кто-то должен обратить внимание на казни, – говорит Май капитану Нгуен на встрече штаба. – Мы можем использовать сложившуюся ситуацию, чтобы обратить против палачей общественное мнение.
Общественное мнение уже против них. Сочувствующие нам бойцы северокорейских вооруженных сил загружают видео казней. Наша задача – защищать лагерь. Не высовывайтесь. Патрулируйте стены, сержант. Выполняйте свою работу.
В конце концов Май уходит к южной стене и с помощью техника ослабляет акустику.
Но даже угроза смерти не останавливает поток беженцев. Они рискуют всем, чтобы пройти через расположение северокорейских частей и сделать отчаянный рывок в безопасность лагеря. Лагерь постоянно растет.
После очередного долгого патруля Май сталкивается с Дюком у общественной столовой рядом с северной стеной.
– Как ты? – спрашивает он спокойно.
Он немного замкнулся в себе после того, как они впервые нашли открытые могилы.