Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса
Шрифт:
Май раздумывает над странностью случившегося. Знаменитая капитан Нгуен, у которой медалей, наверное, могло быть раза в три больше, чем у Май, если бы она захотела, капитан Нгуен, отведавшая насилия на камбоджийской границе и съевшая его на ужин, читает Май лекцию о неприменении насилия.
– Так что со мной будет? – спрашивает Май.
– Гаага хочет послать вас под трибунал и посадить в тюрьму. – Нгуен постукивает по столешнице. – Лично я считаю, что суд мирового мнения будет на вашей стороне и в тюрьму вы не попадете. Вы – герой лагеря «Найк», в конце концов. Но всё это потащат на публику и будут давить на вовсе не нужные места. Рекламодатели, люди, которые за этим стоят, генералы там, в Гааге, – произошедшее бросит на них тень.
Май невольно съеживается. Объект мирового внимания. Карусель СМИ. Одна мысль о подобном кажется чуждой и ужасающей
Нгуен толкает к ней листок бумаги.
– Если вы считаете, что эти люди стоят того, чтобы их защищать, если вы думаете, что лагеря пытаются делать добро, тогда я предлагаю вам второй путь.
– Какой? – спрашивает Май.
– Почетная отставка. В том, что все так случилось, едва ли есть ваша вина, правда. Мне следовало бы раньше заметить тревожные признаки, вашу агрессивную позицию. Чрезвычайную жажду справедливости. Я игнорировала это, поскольку вы – хороший человек с добрым сердцем. Я не допущу такой ошибки снова. Подпишите, и можете уходить, не нужно создавать проблем себе или делать так, чтобы наши солдаты или наша страна выглядели плохо. Возвращайтесь к семейному бизнесу. Живите нормальной жизнью.
Долгое мгновение Май смотрит на бумаги, потом подписывает их, пытаясь сдержать проявление каких бы то ни было эмоцией, пока Нгуен наблюдает за ней.
– Хороший выбор, гражданин Нонг Май Тхюи, – говорит капитан Нгуен. – Хороший выбор.
Следующий вылет из лагеря «Найк» приходится на раннее утро. Май сидит в отсеке одна, выглядывает в окно, когда самолет поднимается сквозь мерцающую зеленую сеть точечной защиты. Северокорейцы заняты, вновь пробуя ее на прочность.
Скоро будет выслан дополнительный реактор, который удовлетворит нужды лагеря. Пока лагерь работает, отключив питание для всех несущественных целей. Поговаривают, что на следующей неделе калифорнийская корпорация, производитель солнечных панелей, поставит их достаточно, чтобы удовлетворить большую часть бытовых нужд гражданского населения, но переговоры о рекламе все еще ведутся. Когда панели установят, они помогут максимально обеспечить лагерь энергией.
И ее не будет тут, чтобы увидеть все это.
Самолет все так же поднимается по крутой спирали, постоянно оставаясь внутри воздушного пространства лагеря «Найк». В конце концов он достигнет нужной высоты, окажется вне радиуса действия любых ракет и вне досягаемости северокорейских воздушных сил и тогда прекратит свое вращение, чтобы направиться в Ханой.
– Мисс Нонг? – спрашивает пилот.
Он присаживается на край сидения, держа в руках маленькую деревянную коробку.
– Да?
– Несколько беженцев на взлетно-посадочной полосе попросили меня передать это «герою лагеря „Найк“», – говорит пилот, вручая ей коробку.
Она открывает подарок и видит браслет, сделанный из микроволокна и украшенный шармами, выполненными из свежепереработанных медных гильз.
Когда она снова выглядывает в окно, лагерь уже не виден за облаками.
Роберт Рид
Муравьи с полей Фландрии
Роберт Рид издал свой первый рассказ в 1986 году и сразу же зарекомендовал себя как один из самых плодовитых авторов в жанре малой прозы. При всей плодовитости он ухитрялся выдерживать высокий стандарт качества, что делать далеко не просто, и этим покорил сердца и умы аудитории. Его «Реморы» («R'emoras»), «Куколка» («Chrysalis»), «Мозг» («Marrow»), «Почетный гость» («Guest of Honor»), «Убить завтрашний день» («Killing the Morrow») и не переведенные пока пока «Сестра Элис» («Sister Alice»), «Брат Совершенство» («Brother Perfect»), «Правила приличия» («Decency»), «Спаситель» («Savior»), «Хлыстохвост» («Whiptail»), «Утилитарный человек» («The Utility Man»), «Деньрождения» («Birth Day»), «Слепой» («Blind»), «Гадость небесная» («The Toad of Heaven»), «Шаг» («Stride»), «Очертания всего» («The Shape of Everything»), «В борьбе за добро» («Waging Good») вместе с другими не менее сильными произведениями входят в число лучших рассказов, написанных в 80-е и 90-е годы. Многие из них опубликованы в сборниках «Драконы родников» («The Dragons of Springplace») и «Кукушкины ребята» («The Cuckoo’s Boys»). В 2007 году Рид получил премию «Хьюго» за повесть «Ева раз, Ева два…» («А Billion Eves»). Кроме того, с конца 80-х годов он начал активно работать с крупной формой и опубликовал одиннадцать романов: «Подветренный берег» («The Lee Shore»), «Джунгли гормонов» («The Hormone Jungle»),
Роберт Рид живет со своей семьей в Линкольне, штат Небраска.
В публикуемой здесь сложной и оригинальной повести Рид рассказывает об инопланетном вторжении, но делает это ярче и смелей, чем подобные истории преподносятся в таких фантастических фильмах, как, например, «Инопланетное вторжение: Битва за Лос-Анджелес». Могущественные и странные пришельцы, едва открыв Землю, тут же нападают на нее, а люди ничего не могут изменить и способны повлиять на результат этой битвы ничуть не больше, чем случайно оказавшиеся на полях Первой мировой войны муравьи, к которым и отсылает название повести.
Незваные гости
Масса кометы была спрессована в плотную длинную иглу. Покрытая углеродной сеткой и непереходными металлами, она не выглядела чужеродной для Вселенной. Холодная и черная, как сам космос, глыба не несла в себе ничего способного течь, или мерцать, или испускать хоть самый слабый электронный писк – триллион тонн тотипотентной [89] материи, лишенной какого-либо двигателя, но все же мчащейся вперед со скоростью в девять процентов от световой. Ни один из известных миров не заявлял о ней как о своей собственности. Никакой анализ состава или расчет траектории не указывал на повинного в ее создании. Кто-то вложил огромное богатство и неистовый гений в это устройство, почти невидимое, инертное, как пуля, и летящее сквозь время по направлению к запретному и тщательно охраняемому региону.
89
Тотипотентный – способный реализовать заложенную программу развития в различных направлениях (обычно о клетках живого организма).
Желто-белое солнце засияло ярче, в то время как пространство вокруг становилось все более замусоренным. Шальные ионы и прочие разновидности космической пыли несли в себе опасность. На повреждения от неизбежных столкновений можно было не обращать внимания, но они каждый раз сопровождались яркой вспышкой. Ее ловил миллион притаившихся глаз, связанных с параноидальным мозгом, который только и думал о том, как бы обнаружить какое-нибудь необъяснимое явление. Сети защитников охотились за любым изображением, случайным звуком или дефектом маскировки. Секретность требовалось соблюдать как можно дольше. Вот почему игла приблизилась на расстояние в тридцать астрономических единиц, прежде чем выйти из стазиса. В глубине этой громадины начал развиваться временный мозг, впитывая энергию солнечного света, и во все стороны разбежались десятки глаз. Тысячи миров сразу будто выставили себя напоказ. Большинство из них были бесплодными, а вот те, что покрупней, обладали атмосферой и подходящим климатом, дикие, но прекрасные. И хотя эти планеты тоже манили к себе новорожденного пилота, первоначальная цель сохраняла прежнее очарование – яркое зернышко с водой и кислородом, силикатами и медлительной зеленой жизнью.
Требовалось провести последнюю коррекцию курса с потрясающей силы импульсом. Хвост иглы начал стремительно менять форму, микронной толщины нити вытянулись на тысячи миль и сплелись в послушную паутину, тут же поймавшую первую порцию солнечного ветра.
Этот ветер был сладок на вкус.
Скоро должны были привезти пингвинов. Своим видом и смешными повадками пингвины Гумбольдта обещали Детскому зоопарку немалую прибыль, и для них специально построили новый вольер. Толпе с незапамятных времен нравилось глазеть на комичных, беспокойных птиц, так похожих на маленьких людей. Но у пингвинов, конечно же, не имелось ничего общего с людьми, и, когда Саймон Блох думал о том, что похож на пингвина, он определенно не считал себя частью толпы.