Лучше лизнуть, чем гавкнуть (сборник)
Шрифт:
– Вот так, ува-жа-емый мастер. Доработались. Вашу мать… Довоспитывались.
– Николай Михайлович, я за воспитание не отвечаю.
– Заруби себе на лобном месте. Ты – мастер! И в смене отвечаешь за всё – от сдачи металла до сдачи донорской крови… За всё. Понял?
– Понял.
Настроение падало.
– Та-ак. Иди готовь приказ о наказании Рубина, со строгим выговором, – сказал Валуев парторгу.
– С какой формулировкой?
– Что? – взорвался Валуев. – Я тебе ещё формулировки писать буду? Кто за воспитание отвечает? Ты! Я ещё подумаю, кого наказывать. Приказано – иди выполняй.
– Хорошо, Николай Михайлович, –
Пауза.
– Докладывай, что там было.
Молчу.
– Не прикидывайся дурачком. Я должен всё точно знать. Сопротивление бесполезно.
– Отработали ночь, собрались все вместе, «разогрелись» чуть-чуть. Нет, правда, чуть-чуть, Николай Михайлович. Нормально прошли по намеченному маршруту. Организованно, с плакатами. Своевременно и громко кричали «Ура!», «Да здравствует!», «Пусть крепнет!», «Слава! Слава! Слава!»… Вы в голове колонны, мы за вами.
– Я смотрю, ты весельчак. Ну-ну. Трепись дальше. Только покороче.
– Дошли до трибуны. С песнями, танцами, частушками. Как всегда. Трибуна невысокая, от нас недалеко. Там руководство машет всем ручкой, улыбаются. Вы же нашу крановщицу Катю – певунью знаете?
– Знаю, кто ж её не знает. Матом пропоёт – заслушаешься…
– Она всю дорогу всех веселила. Коля-резчик на гармони, кепочка набекрень, а она с платочком, пританцовывая, девка молодая, смачная, а голосина посильнее вашего…
Рис. М. Беломлинского
– Ты по делу говори, не увиливай. А про смачную – после работы.
– Есть! Возле трибуны разошлась. Видно, мужики на трибуне её возбудили… Катюху не удержишь – и выдала несколько частушек. Они услышали и улыбаться перестали, это я заметил. А что ей сделаешь? Рабочий класс, гегемон, ему всё прощается.
– Ему, может, и прощается, а тебе нет. Тебе артистом быть. Распустили всех. Какие частушки?..
Молчу.
– Пой, я тебе говорю!
Молчу.
– Пой, я тебе приказываю!
«Партизан». Деваться некуда.
– Она разные пела. Но они хмурыми стали после этой:
Полюбила б я Хрущёва,Но боюся одного,Что висит заместо членаКукуруза у него.Валуев так громко расхохотался, что в дверь заглянула перепуганная Марина.
– Закрой дверь и никого не пускай. Да… Мудрый у нас народ! Это ж надо. Прямо в десятку. Ну, ладно, топай. Отдыхай. Если посадят, то мы тебе от цеха собрание сочинений партийных классиков сообразим. А Катя-смачная передачи будет носить. С частушками. Раньше бы за такое…
На следующий день на доске приказов по цеху я прочитал:
«За низкое проведение работы по поднятию до высокого уровня политико-воспитательной работы среди трудящихся мастеру смены Рубину А. С. Объявить выговор.
Начальник цеха Н. М. Валуев»
Слова «строгий» в приказе не было.
Синие птицы на красном рояле (или день заказов)
Москва. Восьмидесятые годы. Проектный институт.
– Если бы хоть кто-нибудь знал, как мне всё это осточертело, – Юрий Петрович посмотрел на лежащие у него на столе исписанные листы бумаги с расчётами, потянулся и решил размяться. Вышел в коридор и медленно направился к лестничной площадке, где всегда можно было поговорить с курящими коллегами «за жизнь», хоть сам он не курил. В свои пятьдесят лет Юрий Петрович был физически крепок, умён, а самое главное, за что его ценили друзья и сотрудники, обладал неистощимым чувством юмора.
Как он сам говорил: «Это единственное, что у меня неистощимо».
Неожиданно из последней двери коридора вышла и быстро двинулась ему навстречу Зинаида Сергеевна. Юрию она не нравилась. Его ровесница, но некоммуникабельна и всегда неопрятно одета.
– Куда летим, Зиночка?
– От тебя подальше.
– Понятно… А я думал, за заказом.
– Что? – Зина остановилась как вкопанная. – Сегодня дают заказы?
Юрий, заложив руки за спину и не оборачиваясь, молча продолжил своё движение и свернул на лестничную площадку. Зина резко развернулась на сто восемьдесят градусов и ещё более стремительно пошла к себе в отдел.
Со стороны Юрия Петровича это была очередная импровизация. Он слыл мастером розыгрышей и весёлых провокаций.
– Привет, аксакалы! Чьи косточки перемываем? – спросил он курящих.
– Сегодня одна сенсация – директор руку сломал.
– Какую?
– Правую.
– Так ему и надо. Он этой рукой в прошлом месяце нам премию не подписал.
Всем эта логика понравилась.
Пока обсуждали другие темы, заметили, что произошло какое-то изменение в спокойном обычно ритме. Особенно много стало проходить с этажа на этаж женщин с обеспокоенными лицами.
– Что случилось? – спросили у одной.
– Заказы должны давать.
Мужчины сразу же погасили свои папиросы и поторопились в свои отделы. Все, кроме улыбающегося Юрия Петровича.
– Юра, ты не знаешь, где Рая? – спросила руководитель группы, когда он вернулся в свой отдел, – ты же с ней вась-вась…
– Нет. А что случилось?
– Все ждут, заказы давать будут, а её найти не могу т.
– По неполным, но абсолютно точным данным, сегодня утром эти заказы были распределены между дирекцией, партийной и профсоюзной организациями, и, по слухам, профсоюзная Рая получила за это однодневный отпуск, ибо «профсоюзы – школа коммунизма», – на полном серьёзе отчеканил Юрий Петрович очередную выдумку и решил для себя, что он сегодня славно поработал и день прожил не зря.
Но ещё более интересным продолжением этой истории, в результате которой весь институт полдня не работал, стал эпизод с главным инженером Сергеем Сергеевичем Кротовым.
В разгар поисков Раи ему позвонила жена:
– Серёжа! Девочки позвонили мне. У вас сегодня заказы будут. Возьми колбаски, шпроты, и что там будет вкусненького. В субботу у Миши день рождения. И не забудь заехать в школу за Маришкой.
– Галя! Пусть Рая позвонит или зайдёт ко мне, – сказал Кротов секретарше.
Только что закончилось совещание. Он встал, прошёлся по кабинету, сделал несколько приседаний, подошёл к окну, начал отжиматься от подоконника, глядя на улицу, на гастроном, который был на противоположной стороне, на людей, идущих через перекрёсток, и увидел Раю, которая как раз выходила из гастронома с тяжёлыми сумками.